• Приглашаем посетить наш сайт
    Чуковский (chukovskiy.lit-info.ru)
  • Как я сделался лгуном

    КАК Я СДЕЛАЛСЯ ЛГУНОМ

    I

    Всякий, кто знал меня с детства, мог бы подтвердить, что не было мальчика, юноши и мужчины - правдивее меня.

    Все, что угодно, но не ложь.

    Шутка - да! Мистификация - да! Но ложь, жалкая, отвратительная, извивающаяся, как скверный червяк, - ложь вызывала во мне такое же чувство, какое испытывает непривычный путешественник на корабле, переживая первую качку.

    Шутку я любил. Бывало, не было для меня лучшего удовольствия, как ответить на вопрос учителя: "Куда ты, дьяволенок, запропастился на весь вчерашний день?" - "Вчера я был на панихиде по случаю смерти тетки..."

    Нужно ли объяснять, что у меня тетка не только не умирала, но даже не рождалась, а вся штука заключалась в том, что мы ходили за город стрелять из монте-кристо галок.

    Главный элемент юмора, входящий в каждую шутку - это контраст. В моей шутке с учителем все было - сплошной контраст: вместо одной тетки - несколько галок, вместо панихиды - монте-кристо.

    Будучи юношей, я часто подшучивал над знакомыми девушками.

    - Поцелуйте меня! - просил я одну из них.

    Она усердно целовала меня, а потом, оторвавшись, спрашивала:

    - Когда же наша свадьба?

    - Свадьба? - усмехаясь, говорил я. - Какая там свадьба, ведь я уже женат.

    Нужно ли говорить, что вовсе не был женат, а мои слова были чистейшей мистификацией.

    Даже, сделавшись мужчиной, я не потерял своей природной способности - подтрунивать над ближними.

    - Поцелуйте же меня, - просил я одну из знакомых девушек, протягивая умоляюще руки.

    Она холодно говорила:

    - Я с женатыми не целуюсь.

    - Милая моя, да разве же я женат?

    - Конечно. Об этом все говорят. Жена ваша и ребенок живут в Москве.

    - Ха-ха-ха! - заливался я смехом. - Да ведь это моя сестра с ребенком, вдова. Действительно, живет в Москве. И кто это мог выдумать?

    Она усердно целовала меня.

    Эти невинные мистификации частенько развлекали меня, спасая, застраховывая, может быть, от худшего, что ложится таким позорным пятном на человеческую душу - от лжи.

     

    II

    Недавно мне случилось проезжать в экипаже по Литейному проспекту.

    Литейный уже кончился, мы выехали на Невский, с тем расчетом, чтобы, перерезав его, попасть на Владимирский проспект, но в это время наша лошадь, услыхав сбоку рев автомобильного гудка, внезапно остановилась, и автомобиль самым нахальным образом наехал на нас, свалив на бок экипаж, лошадь и сломав одну оглоблю.

    Я вывалился на мостовую, как медная пуговица из вывернутого наизнанку кармана мальчишки, а кучер вспорхнул, как ласточка, и опустился прямо на лежащую лошадь.

    - Ну, - сказал я ему, вставая, - нечего тут заниматься верховой ездой, слезайте с лошади и ступайте домой.

    Около двадцати человек подбежали ко мне, но я облюбовал одного, именно, околоточного и сказал:

    - Нельзя ли мне позвать какого-нибудь целого извозчика, какое-нибудь не разрозненное издание. Я бы поехал домой.

    - Вы не ушиблись?

    - Руку немножко прищемил. Но так как я прищемил ее своим же боком, то, следовательно, сам и виноват.

    - Позвольте вашу карточку, - сказал околоточный.

    - Я даю карточки только своим близким друзьям, - возразил я. - Конечно, может быть, в будущем...

    - Я вас прошу дать мне вашу карточку!..

    - Я все хорошие карточки уже роздал; осталась одна, на которой я не особенно похож...

    - Я прошу у вас визитную карточку!

    Изумлению моему не было пределов.

    - Мою... визитную... Фотографическую просят, обыкновенно, когда нравится лицо, а визитную - в том случае, если не нравится поведение. Чем вам не нравится мое поведение? Я ведь не виноват в том, что случилось, - сидя в экипаже, как орех в скорлупе.

    - Вы, конечно, не виноваты, но виноват шофер.

    - Так вы у него карточку и спросите. Впрочем он тоже не виноват. Я думаю, у него был такой расчет: видя, что моя лошадь преграждает ему путь, он решил рявкнуть так свирепо, чтобы лошадь испугалась и понесла, очистив ему путь.

    - Ну?

    - Вы ведь знаете, что лошади, испугавшись чего-нибудь, - должны понести; Но, очевидно, моя лошадь не знала этого правила, так как, наоборот, - тут же на месте и застыла. Вот почему автомобиль наехал на нас.

    - Расскажите с самого начала.

    - Слушаюсь. Вчера за обедом я получаю городскую телеграмму: "Приезжайте поговорить об иллюстрациях в кни..."

    - Ехали по Литейному, выехали на Невский; сбоку моторный гудок как зарычит. Лошадь, бежавшая довольно приличной рысью, вдруг стала на месте, очевидно, сговорившись сама с собою раньше, назло мне и кучеру. Шофер не мог сразу остановить мотора и въехал в гостеприимно остановившийся экипаж.

    - Так, так. Теперь вашу фамилию сообщите, адрес, род занятий?

    Я сказал.

    - Ах, так это вы! - обрадовался этот культурный, начитанный человек. - Читал, как же, много читаю. Имею честь... гм! Эй, извозчик! Отвези их, куда они прикажут.

     

    III

    После этого случая я прожил спокойно часов пятнадцать - во всяком случае, гораздо менее суток.

    Потому что на другой день с утра я закипел в самом ужасном котле.

    - Алло! Ты?

    - Я. Это ты, Пеликанов? Что тебе?

    - Ну, как, голубчик, твое здоровье? Я так беспокоился. Эти ужасные моторы!

    - Постой, да ты откуда узнал?

    - Сегодня в газетах об этом пишут. Расскажи, как это случилось?

    - Да ведь ты читал в газете.

    - Нет, ты мне сам расскажи. В газетах, может быть, и приврали.

    Я сказал:

    - Ехали мы по Литейному. Выехали на Невский; не успели перерезать его и выехать на Владимирский, как сбоку чей-то мотор ка-ак рявкнет! Моя лошадь вдруг стала, как вкопанная, и мотор, не успев затормозиться, налетел на нас и опрокинул. Я немного ушиб бок - уже прошло, а в экипаже сломана одна оглобля.

    - Какой ужас! Ну, до свиданья.

    Я отошел от телефона, но сейчас же пришлось вернуться.

    - Алло! Это вы?

    - Да. Здравствуйте. Что прикажете?

    - Вы не в постели? Значит, к счастью, ничего опасного... А я так беспокоилась. Как это случилось?

    - В газетах...

    Я затаил вздох и сказал ровным голосом:

    - Ехали мы на Литейный - Невский - Владимирский. Все проспекты. Невский - сбоку гудок мотора. Испуг и остановка лошади. Въезд мотора в экипаж. Падение на бок экипажа. Мы на земле. Ушиблен бок, сломана оглобля - все уже выздоровело.

    - Вот кошмар! Прощайте.

    На третий звонок я ответил кратко:

    - Путь: Литейный, Невский, Владимирский. Невский - гудок мотора, остановка лошади, падение экипажа, ушиб бока, оглобли. Исправлено.

    После четвертого звонка и лаконичного объяснения происшествия: "Убирайся к черту!", я улегся на диван и стал размышлять:

    - В сущности, эти добрые люди не виноваты. Они хотят только выразить свое участие ко мне; нужно быть справедливым: конечно, неимоверно скучно повторять одну и ту же историю десять раз, но ведь каждый-то из них слышит ее в первый раз. Нельзя же всякого, кто выразит мне участие - посылать к черту. Не сделать ли так: отпечатать сотню брошюр с подробным описанием и иллюстрациями происшествия и раздать их всем друзьям. Нет, пожалуй, не успею. Пока продержу корректуру, закажу иллюстрации - все уже меня переспросят. Или сделать так: пригласить всех сегодня на чашку чая, да и рассказать сразу, оптом. Тоже неудобно. Явятся не все сразу, а по одному, и каждый, сгорая желанием выразить мне участие, сейчас же начнет расспрашивать о "случае с мотором".

    Я чувствовал, что нахожусь в отчаянном положении. Под заголовком "Несчастье с популярным писателем" в газетах было написано совсем не то. Нужно было написать так:

    - "Сегодня с популярным писателем случилось страшное несчастье: около двухсот друзей и знакомых обрушились на него с вопросами о пустяковом столкновении экипажа с мотором - и обрушившись, погребли несчастного под своими обломками. Отчаянию несчастных родных нет пределов. Когда же, наконец, наша полиция обратит внимание на так называемых друзей и т. д."...

    Звонок телефона поднял меня с дивана.

    - Алло! Вы?

    - Я. Хотите узнать что-нибудь о "случае с мотором"? Прочтите газету.

    - О, газету! Ведь известно, что газеты всегда перепутают.

    - Да? - сказал я, чувствуя неожиданный прилив свирепой радости. - Это верно. Газеты врут. Так слушайте же правду! Я ехал по Литейному, сидя рядом с английским посланником, с которым меня связывает долголетняя дружба. Оглянувшись, он сказал: "Если не ошибаюсь, за нами следят!". "Кто?". "Молодцы из секты тугов-душителей. В бытность мою полковником 10-го Индийского полка сипаев, я немало их перевешал, и вот они теперь"... Он не договорил. Раздался какой-то странный рев, четыре человека выпрыгнули из мотора и, схватившись за нашу коляску, опрокинули ее; но посланник не растерялся! Он выхватил из-за пазухи странный амулет из цельного рубина и протянул им: "Икаруд!" - сказал он по-индийски! И сейчас же - все четверо, с гортанным криком, словно сквозь землю провалились. Будто ничего не было. Только поломанная коляска да лежавшие на земле лошади свидетельствовали о происшедшем.

    - Какой ужас! А в газетах совсем не так написано.

    - Еще бы!

    IV

    - Алло! Да, я. О, конечно. Ужасный случай. Если вы читали в газ... Что? От меня хотите слышать? Ладно. Случай, действительно, из ряду вон выходящий?.. Едем мы - вдруг на углу Литейного и Невского, на тротуаре какая-то тень. Промелькнула, остановилась и припала к земле, тихонько рыча.

    - Автомобиль на тротуаре?

    - Какой там автомобиль! Это был великолепный экземпляр королевского тигра.

    - Послушайте, что вы такое говорите? Тигр... на углу Невского и Литейного...

    - Ну, да! Бежавший из цирка. Что же тут особенного? Гигантским прыжком, будто под ним развернулась колоссальная пружина, он бросается с Литейного прямо на нас и ударом могучей лапы сбивает экипаж наземь. Мы - почти погибли! Но... на наше счастье мимо шел стрелок, который метким выстрелом между глаз...

    - Из цирка же; обыкновенный цирковой стрелок, попадающий во что угодно и как угодно...

    - Но в газетах...

    - Э, что газеты! Врут газеты.

    . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

    - Кто там еще? Вы? Спасибо, что навестили лично. Такой ужас! Я до сих пор не могу опомниться...

    - Ради Бога! Расскажите мне подробно. Газеты, вероятно, дали неполный рассказ... Я горю желанием выслушать от вас.

    - У вас? В квартире? Экипаж с лошадьми? Автомобиль?

    - Да. Представьте себе.

    - Послушайте...

    - Я, ведь не говорю, что автомобиль большой. Этакий... маленький. Игрушечный.

    - Тоже игрушечные. Дело в том, что я подарил своему сынишке автомобиль. Катаясь на нем по комнате, мальчишка нагрузил его разными вещами и, между прочим, пятью фунтами пороха, который я приготовил для охоты. И что же - разогнавшись, он налетает с размаху на деревянных лошадей, порох взрывается, и все летит к черту - мальчишка, автомобиль, нянька, лошади! Все так исковеркано, что теперь не разберешь, где начинается мальчишка и кончается нянька!

    - О, ужас-то! Где же... все это?

    - Где? Вымели, выбросили. Не хоронить же эти остатки, если не разберешь - нянькина ли это челюсть или руль автомобиля?!

    * * *

    Рассказывал я эти истории, нисколько не скучая - до самого вечера.

    Примечания

    ... ходили за город стрелять из монте-кристо галок. -- Монте-кристо (по имени героя А. Дюма) - система малокалиберных ружей и пистолетов.

    Молодцы из секты тугов-душителей. - проникнув в Индию, истребили огромное число тугов. О тугах говорится в рассказе Конан Дойла "Жрица тугов".

    Разделы сайта: