Крик в ночи

КРИК В НОЧИ

Прочтя известие о казни Ферреро, Василий Скрежетов нахлобучил на голову шапку и выбежал на улицу.

В его душе кипело негодование против иезуитов, возмущение против испанского правительства и скорбь за безвинного мученика.

Стремясь облегчить свое сердце, Василий Скрежетов вспомнил о приятеле Мухине и решил забежать к нему - излить всю желчь и негодование...

- Здравствуй! - сказал Мухин, увидя Скрежетова. - Вот проклятый конкурс в журнале! Два часа бьемся с Ложкиным и Шестипаловым - никак он не разрешается. Господа, познакомьтесь! Ложкин, Шестипалов - Скрежетов... Слушай: двенадцать человек собралось на лужайке! Из них четыре бабушки, семь сестер, две тещи, один шурин...

- Ферреро казнили! - вскричал Скрежетов.

- Неужели? - удивился Ложкин. - Это знаменитый экспроприатор?

- Нет, - сказал Шестипалов. - Это, кажется, персидский реакционер, которого бахтиары изловили и повесили!

- Да нет же! - нервно перебил Скрежетов. - Ферреро - свободный мыслитель, заподозренный совершенно ошибочно в барселонском восстании. Он испанец!

- Испа-анец? Так вы-то чего волнуетесь: мало ли испанцев на свете!?

- Ну, все-таки, - солидно вступился Мухин, - явление возмутительное! Казнь невинного человека не может быть допустима в правовом государстве... это верно. Но, ведь, его уже казнили?

- Казнили! - простонал Скрежетов.

- Ну, раз казнили - мы уже ничем помочь не можем. Если бы не казнили - тогда другое дело.

- Вы помочь не можете! - вскричал Скрежетов. - Но вы должны выразить свой протест!! Весь культурный мир поднялся против этой бессмысленной казни. Англичане, итальянцы, французы - все они под крики возмущения устраивают демонстрации против черных иезуитов и справляют поминки по погибшем борце! Всюду митинги протеста, шествия... устраивают забастовки! Объявлен всеобщий бойкот испанских товаров!.. Мэр Шербурга вернул испанскому послу орден, пожалованный этому мэру Альфонсом.

- Да что вы! - сказал Ложкин. - Если так, то я тоже буду бойкотировать испанские товары. Этакие наглецы, а? Отныне я ни на копейку не куплю испанских товаров. Хорошо же! Они увидят у меня...

- Жаль, что у меня нет ордена, пожалованного Альфонсом, - поддержал его Шестипалов. - Я бы сейчас же вернул ему. При письме каком-нибудь, вроде того, что, мол, "Милостивый государь!" и тому подобное.

- Дело не в том, господа, - страдальчески поморщился Скрежетов. - Мы должны немедленно выразить самым ярким образом наше возмущение и протест. Лучший способ - это активная демонстрация перед домом испанского посольства. Пусть видит официальная Испания, как смотрит на ее деяние независимая часть русского общества!

- Так что же нам делать?

- Наш долг, господа, быть там, где сейчас тысячи русских людей с сердцем, переполненным негодованием и жалостью, демонстрируют отношение великой России к позорному делу монахов... Господа! К испанскому посольству!

- А, в самом деле, господа... - сказал Мухин. - Отчего бы нам не пойти?.. Погода хорошая, дождя нет.

- А конкурс после решим? - спросил Ложкин. - Я бы хотел получить за отгадку прибор из термо-ткани.

- Успеется!

- Давненько я не видел демонстраций, - сказал Шестипалов, надевая пальто.

Когда шли по затихшим после дневной сутолоки улицам, Скрежетов рассказывал о последних минутах Ферреро. Мухин был растроган. Шестипалов с Ложкиным шагали сзади и тихонько напевали:

Когда до посольства осталось две улицы, Ложкин дернул Скрежетова за рукав и сказал:

- Я на минутку забегу к себе домой. Вспомнил, что нужно кое-что экстренно сделать. А вы идите вперед - я вас догоню.

- Да, ведь, вы нас не найдете в толпе.

Втроем пошли дальше.

Когда завернули за угол, Шестипалов заинтересовался витриной с открытками и при свете электрического фонаря стал их внимательно рассматривать.

- Да идите! - тащил его Скрежетов. - А то будет поздно.

- Сейчас, господа, сейчас. Идите - я вас догоню. Право, я сейчас. Что это такое? "Маленькие шалуны"? Хе-хе... А это? "Поцелуй любви"... Право, догоню!

Скрежетов взял под руку Мухина и, покачав головой, зашагал дальше.

Повернули в следующую улицу.

- Вот здесь испанское посольство, - указал Мухин на большой темный дом. - Видишь, никакой толпы нет. О какой же ты говорил демонстрации? Где же крики?

Пустынная улица тихо дремала, освещенная лучами выкарабкавшейся из-за тучи луны.

Скрежетов остановился и печально посмотрел на большой темный дом.

- Что же нам делать? - спросил Мухин.

- Давай покричим им в окна и уйдем, - сурово предложил Скрежетов.

- Все равно.

- Ну, ты кричи, а я посторожу, чтобы кто-нибудь не помешал.

- А ты разве не хочешь кричать? - грустно спросил Скрежетов.

- Вот чудак человек! Тебе же лучше, если я сторожить буду. Ну, кричи!..

- А-а-а!!!

Подождал немного и опять закричал:

- О-о-о!!!

С другой стороны улицы послышались шаги, и показался запоздалый прохожий в фуражке, с поднятым воротником пальто.

- Чего вы кричите?

Крадучись, к ним приблизился Мухин.

- Чего он кричит?

- Испанца тут одного казнили... - шепотом сказал встревоженный Мухин.

- Школы он разные устраивал, издавал книжки... Ну, его и казнили.

- А этот-то чего кричит?

- Да обидно, все-таки...

- Он, что ж, тоже испанец?

- Тогда - чего ж он кричит?

- Да как же - человека ни за что, ни про что казнили.

Прохожий, сбитый с толку, посмотрел в рот Скрежетову.

- Он всегда так кричит, когда казнят испанца?

Прохожий застегнул пальто на все пуговицы, нахлобучил фуражку на лоб и, проворчав под нос:

- Вот дурачье! - зашагал дальше.

Мухин поежился и дернул Скрежетова за руку:

- Пойдем брат. Скучно.

... известие о казни Ферреро... - Имеется в виду не Ферреро, а Франсиско Феррер Гуардия (1859-1909), видный испанский просветитель и педагог, в 1901 г. основал в Барселоне светскую школу, которая вскоре стала антиклерикальным центром. Во время восстания в Барселоне в 1909 г. против колониальной политики правительства в Марокко Феррер был арестован, осужден без всяких оснований и казнен. Протест против этой казни прокатился по всему миру, что вынудило уйти в отставку испанское правительство.

• Главная страница → Проза
• Главная страница → Проза → Дешевая юмористическая библиотека "Сатирикона"