Ридикюль

РИДИКЮЛЬ

У околоточного надзирателя Рукосуева сидел петербургский обыватель Смяткин и, прихлебывая чай, говорил:

- Чистое разорение, Никанор Иваныч, с этой вашей чрезвычайной охраной... Куда ни повернись - обязательное постановление, штраф.

Рукосуев солидно молчал.

Смяткин робко заглянул ему в лицо и прошептал:

- Сняли бы вы ее... А?

- Не могу, Смяткин! Странно вы, ей-Богу, рассуждаете... Сними, да сними! Ежели бы все успокоилось, ну, можно бы... А то - сами знаете!

Смяткин вытер лицо красным платком и сказал:

- Что же я знаю, Никанор Иваныч?.. Ничего я не знаю. Мир, тишина и в человецех... это самое... произволение! Ни бомб, ни экспроприации.

- Да? Тишина, мир?.. Ха-ха! - сардонически захохотал Рукосуев. - А ежели человека гуляющего встретят, да пулю ему всадят в спину - это человеческое произволение?!

Рукосуев нервно забегал по комнате, поскрипывая лакированными сапогами.

- Господи! Где же вы такое видели? Чтобы гуляющего, да встретили, да пулей...

- А Герценштейн, покойник... мало вам?

- Никанор Иваныч! Побойтесь вы Бога!.. Да когда же это было? В 1906 году, да и то не в Петербурге, а в Териоках. Вы бы сюда еще Стеньку Разина на Волге приплели.

- Положим, оно верно... в 1906 году. Да оно и теперь, если правду сказать, не лучше. Вчера вон у студента Будкина обыск делали, две оболочки нашли.

- От бомб?

- От нелегальной литературы.

- А литературу нашли?

- Литературы не нашли. Одни оболочки остались.

- Так неужто из-за каких-то паршивых оболочек, да охрану держать? Сняли бы вы ее, Никанор Иваныч, а?

- Не просите, г. Смяткин. Мне даже странно - такой солидный человек, а такого пустяка понять не хочет...

Рукосуев отошел к окну и стал протирать пальцем стекло.

- Снимите... Это легко сказать. А ежели человека поймают, обдерут ему физиономию, обрежут голову - вы тоже скажете - снимите!?

- Где это так?..

- В Лештуковом. Вот вам и снимите!

- Это уголовное дело, Никанор Иваныч.

- Положим, уголовное. А вчера какой случай был: привозят к нам в участок человека - вместо руки, кулдышка какая-то. Трамваем перерезало.

- При чем же здесь чрезвычайное положение?

- Нет, Никанор Иваныч... Мы, право, говорим с вами на разных языках. Я вам о чрезвычайном положении, а вы, извините, черт знает о чем: о каких-то кулдышках! Ведь, по закону, дело ясное: чрезвычайное положение вводится во время каких-либо волнений и беспорядков. А нынче - какие теперь беспорядки?

Рукосуев сделал напряженное лицо, подумал и нерешительно сказал:

- В монастыре икону украли.

- Никанор Иванович! - воскликнул плачущим голосом Смяткин и даже всплеснул руками. - Ведь, это в Ченстохове! Понимаете - чуть не за тысячу верст! А мы говорим о Петербурге.

- Ну, Петербург ваш тоже хорош: кражи разные, грабежи.

- Где? Где, Никанор Иваныч? Ежели жулик с чердака мокрое белье стянет...

- Ну, не только белье... Проволоку, вон, пишут, воруют все, телефонную.

- Господи! Проволоку... Да это, ежели бы и я был вором, и я бы ее воровал... Подумаешь - важное кушанье - проволока! Нет, я понимаю, если бы вы сказали мне прямо: Смяткин! Я не могу снять чрезвычайной охраны, потому что в народе волнения и на каждом шагу динамит.

- Выпейте еще чаю.

- Знаю я ваш чай! Когда вам нечего сказать, вы мне чай предлагаете.

- Мне нечего сказать?! Господи, Боже Ты мой! Сколько угодно. Вчера, например, приводят к нам в участок мальчишку. Малыш, этакий, лет двенадцати. "Что такое?" - спрашиваю,-- "Гаврилюк?". Городовой это, который его привел - Гаврилюк по фамилии.

- Ну?

- "Что такое?", спрашиваю, "Гаврилюк?". "Пымал", говорит, "ваше благородие. У дамы с руки рудюкуль оборвал". Каков народец? Ридикюль с руки! Да куда ж вы? Посидите!!

Смяткин, молча, с трясущимися от обиды руками, искал шляпу и палку.

- Благодарю вас за чай, за приятные разговоры. Спасибо, что научили меня, дурака, государственным делам.

Он оделся, сухо пожал Рукосуеву руку и вышел в переднюю.

- Так не снимете?

- Ей-Богу, вы меня удивляете... Кажется, человек солидный, бакалейную торговлю имеете, а рассуждаете, как какой-нибудь интеллигент! Мальчишка десяти лет обрывает у прохожих ридикюли, а вы...

Смяткин хлопнул дверью и ушел.

На улице к нему подбежал оборванный мальчишка и захныкал:

- Пошел прочь, мерзавец! - свирепо закричал Смяткин. - Из-за вас, чертей, чрезвычайную охрану держат, а вам, негодяям, хоть бы что!!!

Примечания