• Приглашаем посетить наш сайт
    Прутков (prutkov.lit-info.ru)
  • Смерть

    СМЕРТЬ

    Терпеть не могу, когда меня отрывают от дела. Сегодня позвонили по телефону.

    - Алло! Что такое?

    - Говорит контора погребальных процессий "Простота и Роскошь".

    - Что нужно?

    - Нам сейчас сообщили, что у вас случилось несчастье.

    - С чьей точки зрения, - тонко спросил я, - с вашей или с моей?

    - Что такое? Не слышу.

    - Я спрашиваю: кто вам сказал?

    - Не знаю. Сейчас сообщили; вероятно, от вас. Мужайтесь!

    - Зачем?

    - Помилуйте, такая потеря... Мы понимаем.

    - Что же вам угодно?

    - Разрешите прислать нашего агента.

    - Пожалуйста! Если, конечно, у него не предвидится неотложных дел, и он имеет часок свободного времени...

    - Помилуйте! Наш девиз: все для клиентов!

    - Прекрасный девиз.

    - Кто имел дело с нами раз, тот навсегда останется нашим клиентом.

    - Наверное, - согласился я. - Думается, что и я не избегну этой участи.

    - Что вы говорите?

    -----

    Он пришел.

    Агента бюро похоронных процессий можно отличить от обыкновенного человека только сзади; спереди он имеет такой же вид, как и другие.

    Но если вы зайдете ему в тыл - вам сразу бросится в глаза отличительный признак агента: металлическая пряжка черного галстука всегда торчит из-под воротника сюртука на вершок выше, чем ей полагается.

    Иногда, может быть, жена агента или его приятель, заметив это, скажут:

    - Дай-ка я тебе поправлю пряжку... Ишь ты, как вылезла.

    Но это бесплодное занятие. Вроде работы Сизифа, вкатывавшего камень на гору: у Сизифа камень тотчас же скатывался вниз, у агента пряжка через минуту всползает наверх.

    Природа все созданное ею наделила отличительными для каждого создания признаками, и глуп тот, кто будет стараться уничтожить их.

    Войдя в кабинет, агент низко поклонился, сверкнув металлической пряжкой галстука, и предложил:

    - Мужайтесь.

    - Садитесь, - предложил и я. - Очень рад был вам чем-нибудь полезным.

    - Все там будем, - неопределенно заметил он.

    - Одни раньше, другие позже, - внес я необходимый корректив.

    - Да, - согласился он. - И спрашивается: для чего же жил человек?

    Я вздохнул.

    - Из земли, как говорится, взят, в землю и вернешься.

    - Что же делать. Мужайтесь!

    Он помолчал и осторожно спросил, ощупывая невидимую почву:

    - Это был близкий вам человек?

    - Без сомнения. С первого дня рождения.

    - А! ребенок?

    - Мальчик, девочка?

    - Если выбирать из этих двух категорий, то оно, конечно, ближе к девочке.

    - Ей там будет лучше. Ребенок не успел еще нагрешить и, поэтому, ему уготована жизнь ангельская.

    - О, если бы мне кто-нибудь мог это гарантировать, - вздохнул я. - Потому что у меня есть некоторые основания предполагать, что нагрешила она в своей жизни предостаточно.

    - О, помилуйте! Какие могут быть у нее грехи? Если она огорчала вас своими шалостями, то разве имели вы что-нибудь в сердце своем против дитяти?

    - Вы слишком льстите ей, называя ее "дитятей", - заметил я. - Правда она молодилась, но ее 36 лет, все-таки частенько сказывались.

    - 36 лет! - удивился агент, - однако, вы говорили, что она сущий ребенок?

    - И теперь это повторяю. В женщинах, милый мой, чрезвычайно много ребяческого.

    - Мужайтесь, - сказал агент. - Потеря любимой женщины - большое горе, но не нужно отчаиваться. Отчаяние большой грех!

    - Не думаю, чтобы этот грех был мне свойственен.

    - Если уж вам будет так тяжело, то помолитесь. Молитва облегчает душу, а ей там будет легче.

    - Спасибо вам. Ваши советы для меня целительный бальзам.

    - У всякого своя должность, - скромно согласился он. - И еще я вам скажу: живите надеждой, что когда-нибудь встретитесь с ней. Рано или поздно всякий человек умирает. Если он умер рано - он меньше нагрешит, если умер поздно - грехи его увеличились...

    - Пропорционально прожитым годам, - вздохнул я.

    - Пропорционально. Мужайтесь! Первые минуты потери остры, но потом постепенно все забудется... Вы можете встретить другую, полюбить ее, и еще будете счастливы. И я думаю, что дорогая покойница даст свое загробное согласие на ваше новое счастье...

    - Ну, я думаю, она в этом деле будет ни при чем. Наоборот, она при жизни все время хотела меня женить.

    - Ну, знаете - это, в конце концов, не важно. Теперь на это иначе смотрят, чем раньше. И если вы любили ее, как жену, то и без женитьбы церковь простит ее и примет в свое лоно.

    - Вы впали тут в маленькую ошибку, - печально улыбнулся я. - Я никогда не любил ее, как жену. Но она была хорошей теткой.

    - Простите, я вас не понял. Вы, значит, потеряли вашу дорогую тетю?

    - Увы!

    - Это верно, - улыбнулся я с тихой грустью. - Теток много, а жена одна.

    - Не правда ли? - оживился агент. - Да ведь тетка тетке рознь. Иная тетка попадется, что ой-ой-ой!

    - Сущие ведьмы бывают, - подтвердил я.

    - Хе-хе! Это верно. Да я вам так-таки скажу откровенно: иной клиент рад-радешенек, что его тетка протянула ноги.

    - Что вы говорите! Это забавно.

    - Еще как забавно! К нему пойдешь за заказом, ну, конечно, говоришь: "мужайтесь" и прочее там, а он мне: "сами, - говорит, - вы мужайтесь".

    - Ха-ха-ха-ха-ха!

    - Хе-хе-хе-хе! На некоторых похоронах прямо-таки смех один. В особенности, если еще тетка богатая, да оставила малую толику денежек.

    - Представьте, моя покойная тетка тех же правил: оставила мне 40 тысяч.

    - Ах, шутник! - засмеялся агент, потрепав меня по плечу. - А я-то тут распинаюсь, утешаю его. Ну, поздравляю, поздравляю. Однако, при таком капитале, надеюсь, все будет, как следует.

    - Все и есть, как следует, - успокоил я агента. - Все благополучно, и я, как видите, своим видом не напоминаю безутешного родственника.

    - Хе-хе-хе! Приятно иметь дело с такими клиентами. Вы знаете, у нас тоже есть сердце и мы тоже люди... И когда человек рвется к незасыпанной могиле или хочет разбить себе голову о ближайший монумент, - нам на это тоже невыносимо тяжело любоваться.

    - За свою голову я спокоен, - заметил я. - Не высечен еще тот монумент, который бы грозил мне смертью.

    - Хе-хе... Разрешите снять мерочку?

    - Какую мерочку?

    - Для гробика-с.

    - Зачем же? Для меня снимать - еще рано, для тетки - уже поздно.

    - Почему же поздно? Это дело самое пустяковое. Покойница, вероятно, в соседней комнате?

    - О, нет, что вы! Не дай Бог... Ее здесь нет.

    - На другой квартире изволят дожидаться?

    Агент привстал, с беспокойством взглянул на меня и спросил:

    - Да, позвольте... Ваша тетка, действительно, умерла?

    - О, могу вам в этом поручиться.

    - Для нее, действительно, нужны процессия и гроб?

    - Как вам сказать... Я полагаю, что к процессии она равнодушна, а вот гроб... Новый, хороший гроб ей, я думаю, нужен. Я, впрочем, не знаю, как у них там.

    - Помилуйте! У нас все гробы новые.

    - У вас, - тонко прищурился я. - А у них это не так. Я думаю, она не прочь была бы заменить свою старую развалину новым гробом.

    - Позвольте, позвольте, - растерянно сказал агент, потирая голову. - Вы говорите, ваша тетка умерла... когда она умерла?

    - Три года тому назад. Мужайтесь!

    - В таком случае, зачем же вы меня вызвали?!?!

    - Кто вас там вызывал? Ваше бюро само ко мне позвонило и предложило прислать мне вас.

    - Но вы меня отрываете от работы...

    - Ваше бюро меня тоже оторвало от работы. Впрочем, я вас не понимаю: вместо того, чтобы радоваться, что у меня все благополучно, вы кричите на меня, почему у меня нет покойника. Мужайтесь!

    - Больше вы меня к себе не заманите, - серьезно проворчал он, отыскивая шляпу.

    - О, как бы я хотел этого! Видите ли, наши интересы слишком расходятся: то что плохо для нас, то слишком хорошо для вас.

    - И, однако, она лучше смерти, - философски возразил я, провожая его за двери...

    Примечания

    Вроде работы Сизифа... - Аверченко верно раскрывает смысл этого выражения, ставшего крылатым. Возникло это выражение из греческого мифа: коринфский царь Сизиф за оскорбление богов был осужден на вечную муку в Аиде. И по сей день сизифова работа понимается как тяжелый и бессмысленный труд.