ЗА КОФЕЕМ
(Воспоминания салопницы)
На председательском месте сидел Родзянко, в министерской ложе - министр внутренних дел, а на трибуну вышел депутат Пуришкевич и сказал:
- Вот здесь обсуждают смету министерства внутренних дел... Так-с, так-с. Ну, что ж... обсудим, обсудим. Вот я сейчас расскажу вам о некоторых губернаторах - ахнете, господа! Например, тульский губернатор Лопухин. Ужас, что это за человек!
- А что такое?-- спросил из своей ложи министр, придвигаясь ближе. - Это любопытно.
- Да что... Представьте себе: купил он у мебельщика Исакзона мебель... репсовую такую, розовую на резных ножках... отделка с позолотой, гвоздики на...
- Прошу вас, Пуришкевич, держаться ближе к делу, - попросил заинтересованный Родзянко. - Плюньте на гвоздики, - говорите о мебели вообще.
- И говорить противно! - махнул рукой Пуришкевич. - Взял губернатор у Исакзона мебель, да потом, чтобы не платить за эту мебель, - взял и выслал Исакзона.
- Так ему, жиду, и нужно, - в сильном восхищении вскрикнул Марков седьмой.
- Помолчи, дядя, - отмахнулся Пуришкевич. - Ты ж ничего не понимаешь. А вот, господа, тоже, скажем... Смоленский губернатор Кобеко. Что делает! Что только делает!..
- Ну, ну?-- поощрил сильно заинтересованный Родзянко, - Что-ж этот Кобеко?
- А-а, заинтересовались?-- жеманно усмехнулся Пуришкевич.
- Ах, ты, Господи, - да не тяните! Страсть люблю послушать что-нибудь этакое... Не кокетничайте, Пуришкевич, рассказывайте!!..
- Так вот вам ваш Кобеко: разрешает лекцию Шингарева и других кадет, а лекции правого Еленева не разрешил!!
- Какие ты ужасы, Володя, разсказываешь, - охнул Марков седьмой. - Может ли это быть?!
Пуришкевич, молча, большими глотками, пил воду.
- Еще что-нибудь расскажите... такое... смешное, - попросил Родзянко. - И откуда вы все так хорошо знаете. И откуда все берется?..
- То-то, вот, расскажите, - отвернув лицо в сторону и застенчиво смеясь, говорил Пуришкевич. - Все я вам должен рассказывать!.. Сами бы попробовали вынюхать все, а потом и рассказывали бы...
- Ну, миленький, ну, пожалуйста!..
- Ну-с... О ком бы вам еще рассказать... Воронежский губернатор Голиков... Такую в Москве штуку устроил, что ему только и оставалось подать в отставку.
- Какую же? Какую штуку? - лихорадочно дрожа, поднялся со своего места Родзянко.
- Прямо невероятную штуку!-- вслух и сказать нельзя...
- Ей-Богу, неудобно.
- Ну, господа, - сказал с места Милюков. - Если уж Пуришкевичу сказать неудобно, то тогда и просить неловко.
- Ну, на ухо скажите, - взмолился Родзянко. - Скажите, миленький.
- Ну, идите сюда, - поманил его пальцем Пуришкевич, - так и быть, скажу.
Родзянко вскочил, взбежал на депутатскую трибуну и нагнул ухо к губам Пуришкевича.
Близорукие депутаты поправили пенсне и впились глазами в лицо Родзянки, стараясь по выражению его прочесть, что шептал Пуришкевич.
Сначала лицо Родзянки было напряженно-сосредоточенное; брови нахмуренные... Потом постепенно морщины разглаживались, расплывались, и живейший интерес зажегся в родзянкиных глазах.
- Ну, ну?
- А она... сняла с ноги чулок, надела на шею подвяз...
- Тсс!.. - сказал Родзянко. - Не надо так громко! Слышно.
- А утром... лакей входит в номер, смотрит... под кроватью...
- Тсс! Осторожнее, - стенографистки слушают.
- Я тоже хочу знать, - заявил с места Крупенский. - Что же это такое: Родзянке можно слушать, а мне нельзя...
- Крупенский, прошу с места не разговаривать, - строго остановил его Родзянко. - Продолжайте, Владимир Митрофанович.
И снова изменилось родзянкино лицо после шепота Пуришкевича: громадное изумление, смешанное с иронией и страхом, виднелось на нем.
- Так ее в ванну одетой и посадили?
- Да нет же! Она, когда еще на столе танцевала, так разде...
- Тсс! - толкнулъ его локтем Родзянко. - Нас слушают.
Действительно, несколько депутатов, усевшись на ступеньках трибуны, вытягивали шеи, тщетно стараясь уловить отдельные слова...
- Володя!-- крикнулъ Марков седьмой. - А мне расскажешь?
- После, после. - Не приставай.
- Не приставайте, Марков, - строго остановил его председатель. - Все?
- Однако!.. - усмехнулся в усы Родзянко, возвращаясь на председательское место. - Вот так история!.. Ай-да губернаторы наши... Ну-ну.
И, усевшись рядом с секретарем, стал что-то шептать ему на ухо.
- Продолжать?-- спросилъ Пуришкевич.
- Да, да, конечно. Вы так мило рассказываете!
- Возьмем, например, Барановского, черноморского губернатора. - Человек этот, представьте себе, вмешался в драку гласных в думе, а потом получил приветственную телеграмму от евреев и стал после этого делать визиты господам Зильберманцам... Здорово, а?
- Скажите о Суковкине, - напомнил Замысловский.
- Это на закуску, - сказал Пуришкевич, - а пока я вам расскажу о некоторых других губернаторах, о которых я и министру внутренних дел доклад представил... {Нижеследующая характеристики буквально взяты из доклада Пуришкевича министру внутрен. дел о губернаторах.}
"Архангельский губернатор С. Д. Бибиков больше занимается географией, чем губернией. Больше любит путешествие, а "правым" делом не интересуется. Допустил в Думу левых. В переселенческом управлении Архангельской губернии к. -д. и с. -д. к".
"Бессарабский губернатор М. Э. Гильхен, несмотря на неоднократные приглашения, ни разу на собрания правых организаций не призжал".
"Казанский губернатор П. М. Боярский "не сумел войти в хорошие отношения с местным дворянством" и, кроме того, уволил полицеймейстера Васильева, являвшегося "другом и оплотом монархических организаций". В Саратове и Гродно - в местах своего предшествующего служения - Боярский не проявил себя в смысле насаждения патриотизма".
"Могилевский губернатор А. И. Пильц... При нем выросла польская пропаганда, и он не видит многого из того, что, творится у него под носом".
"Воронежский губернатор Г. Б. Петкевич не подходит уже потому, что он поляк.
"Ставропольский губернатор Б. М. Янушкевич - поляк и, кроме того, он баллотировался во время дворянских выборов в Бессарабии вместе с левыми.
"Витебский губернатор М. В. Арцимович - недостаточно энергичный борец с "полонизмом".
"Ярославский губернатор гр. Д. И. Татищев "слишком слаб в еврейском вопросе"; "слабы в еврейском вопросе губернаторы: новгородский, уфимский, пермский, лифляндский, эстляндский и тобольский".
- Скучно, Володя!--крикнул с места Замысловский. - Ты лучше о Суковкине хвати. Помнишь, что давеча мне рассказывал.
- Да, да! О Суковкине, - кивнул головой заинтересованный Родзянко.
- Ну-с, - усмехнулся Пуришкевич. - Скажем теперь и о Суковкине... Господа! Кто не знает истории с гостиницей "Днепр", из которой Суковкина привезли в карете скорой помощи?!
- Я не знаю, - сказал Родзянко. - Не слышал, ей-Богу! Расскажите...
- Только на ухо могу, так неудобно. Идите сюда!
Снова взбежал Родзянко на депутатскую трибуну, и снова зашептал ему на ухо Пуришкевич.
... Депутаты снова поправили очки, пенсне, и впились глазами в лицо своего председателя.
- Господа, так же нельзя, - крикнул из ложи министр. - Это скучно. Я тоже хочу...
- Так идите сюда, - сказал гостеприимный Родзянко. - Здесь очень хорошо слышно.
- А мне можно?-- спросил Марков седьмой.
- Ну, иди. Только смотри, ног не отдави его превосходительству! Ты ведь "медведь" известный.
- Прошу о Кассо не говорить, - мягко возразил Родзянко. - Сейчас обсуждается смета внутренних дел, а вовсе не народного просвещения. - Продолжайте, Пуришкевич о Суковкине...
- А вот мы это сейчас устроим, - засуетился гостеприимный Родзянко. - Пристав! Распорядитесь, чтобы принесли сюда какой-нибудь столик...
- Да и хорошо бы по чашке кофе выпить...
- Великолепно! Пусть из буфета принесут кофейник, кофе и четыре чашки. Только, скажите, чтобы без цикория... Вот так... Садитесь, господа, за столик. Милости прошу! Ну-с, Пуришкевич... на чем вы остановились?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
о ту пору был) --насмотрелась я у них на всякое: губернаторша-то все чиновнику особых поручениев шуры-муры строила, бегала за ним, как девчонка, а он, понимаешь, тогда с французинкой одной из "Бухва" перепутался... А сам губернахтор все марки собирал и наклеивал, собирал и наклеивал. Нешто ему за то жалованье плотют, чтобы он марки собирал?! А намедни зашла я на кухню за коклетами, и что же я, сахарныя вы мои, вижу? Стоит этот губернахтор, облапил горничную Дуняшку, да в щеку ее: чмок-чмок, чмок-чмок!... Стыдобушка! И как это - благородные господа, а такое себе допускают... Стою эт-то я, обомлемши, рукам-ногам пошевельнуть не могу. А один раз сынишка евонный забрался в кусты, на женскую купальню в подозрительную трубу так и вызверился, так и вызверился... Нешто губернахторское дите должно так поступать!?..
- Еще, милая, чашечку, - предложить Родзянко.
- Ой, нет, нет... Чивой-то нынче меня на кофий и не тянет. Когда я у Стронцына генерала - тоже губернахтор - в судомойках служила, - такого я тоже, родненькие вы мои, у него насмотрелась, что и ужасти подобно.
Пуришкевич поправил темный головной платок, сбившийся на сторону, сделал рукой движение, будто вправляя на место выбившийся из-под платка клок волос, и продолжал монотонно, полузакрыв глаза:
- И что это был за такой губернахтор Стронцын - вам, болезныя мои, и не снилось... День и ночь он с женой ругался, день и ночь ругался, а как выпьет лишнее, - чичас ко мне: Митрофаньевна, говорит, хочешь, жену прогоню - вместе с тобой жить буду. Будешь ты у меня заместо барыни, - в шелках-бархатах водить буду. Что вы, говорю, судырь, нешто ж этакое возможно? Потом пить он зачал... Ходит грязный, нечесаный... Веришь, милая, по три месяца в баню не ходил!..
- Так вот, не ходил и не ходил. А то, жила я еще в няньках у киевского губернахтора Суковкина. И сделал он, милаи вы мои, такое, такое...
- Вы бы еще, матушка, чашечку...
- Благодарствуйте. Чивой-то нынче под сердце подкатывать стало и в ногу стреляет. Поясница вот тоже...
- Не к дождю ли, - высказал предположение Родзянко. - Кушайте, матушка!
Многие депутаты уже разошлись по домам, сторожа стали подметать полы, а на трибуне все еще продолжалось обсуждение сметы министерства внутренних дел...