Человек с испорченными часами
-- Ладно! - согласился я. - Если еще будут у вас часики, притащите и их. Может быть, мы оба в конце концов научимся.
Усевшись поудобней в кресло, он посмотрел меня и, удовлетворенный, сказал:
-- Вот вы какой.
-- Да, - скромно улыбнулся я.
-- Давно пишете?
-- Четыре года.
-- Ого! А я тоже думаю: дай-ка что-нибудь напишу!
-- Написали? - полюбопытствовал я.
-- Написал. Принес. Хочу у вас напечатать.
-- Раньше писали?
-- Нет. Другим была голова занята. А нынче с делами управился, жену в имение отослал, - ну, знаете ли, скучно. Э, думаю, попробую-ка что-нибудь написать! Вот написал и притащил. Хе-хе! Почитайте новоявленного Байрона.
-- Хорошо-с. Одну минуту... кончу корректуру, и тогда к вашим услугам.
Это был длинноносый немолодой человек, в черном сюртуке и с бриллиантом на худом узловатом пальце.
Он осмотрел свои ноги и, улыбнувшись, сказал:
-- А приятно, когда везет.
-- Кому?
-- Да вот, например, вам. Пишете, зарабатываете деньги, вас читают.
-- Трудно писать, - рассеянно сказал я.
-- Ну, как вам сказать. Я, например, сел, и у меня как-то это сразу вышло.
Я отодвинул неоконченную корректуру и сказал:
-- Где ваша рукопись?
-- Вот она. Условия: пятнадцать копеек строка, А следующие вещи - по соглашению. За дебют можно подешевле.
-- Ладно. Ответ через две недели.
Я бросил косой взгляд на начало лежавшей передо мной рукописи и сказал:
"Солнце сияло на закате небосклона".
-- Ну, ничего, - добродушно усмехнулся он. - Исправите. Это первые шаги. Ну, я пойду. Не буду отнимать у себя и у вас драгоценное время.
Он вынул часы, взглянул на них и сказал с досадой:
-- Вот анафемические! Опять стали.
-- Испортились? - спросил я.
-- Да, давал чинить - ничего не выходит.
-- Да уж эти часовые мастера! Позвольте, я посмотрю их. Может быть, что-нибудь можно с ними сделать.
Он удивленно посмотрел на меня.
А вы и часы можете починить?
-- Отчего же... Пустяки.
Я взял протянутые им часы, открыл заднюю крышку и стал внимательно разглядывать комбинацию колесиков и пружин.
-- Ну-с... попробуем.
Я взял перочинный ножик и ковырнул механизм. Два колесика отскочили и упали на письменный стол.
-- Ага! - удовлетворенно сказал я. - Ишь ты, подлые!
-- Ну, что? - спросил писатель, с недоумением следя за моей работой.
-- Да, что ж! - пожал я плечами, выковыривая из футляра последние остатки механизма. - Часы как часы. Тут столько всякого напутано, что сам черт не поймет!
Он вскочил, бросил растерянный взгляд на выпотрошенные часы и вскричал:
-- Да, вы-то сами... понимаете ли что-либо в часах?
-- И вы никогда не занимались часовым делом?
-- Откровенно говоря, нет. Вот сейчас только... немножко.
Он заревел, собирая в опустевшие часы все свои колесики, пружины и молоточки:
-- Так какого же вы дьявола, ни черта не смысля, беретесь не за свое дело?
-- А вы-то тоже! Какого вы дьявола взялись за литературу, ни черта в ней не смысля? Что ж, по-вашему, починять часы труднее, чем написать хорошее литературное произведение?
-- Ну, черт с вами! Если эта моя вещица не подойдет, принесу другую.