Медицина
За утренним чаем Ната Корзухина посмотрела внимательно и беспокойно на мужа, провела рукой по его голове и спросила:
— Почему ты такой желтый?
— Желтый? Почему бы мне быть желтым?
— Я не знаю. Только очень желтый. Мне не нравится твой цвет.
— Хорошо, — пообещал Корзухин. — Постараюсь, чтобы этого больше не было!
— Знаешь — ты опять желтый… Даже какой-то синеватый. А виски коричневые.
— Что ты говоришь?! О, черт возьми… Вот история…
— Тебе, вероятно, нельзя пить. Обратись к доктору.
— Все доктора мошенники.
— Уж и все! Иногда попадаются и не мошенники. Хочешь, я приглашу своего доктора, у которого я зимой лечилась? Очень хороший. Я напишу ему записку, и он сегодня после обеда заедет.
— Неужели я такой… желтый и синий?
— Ужас! Ужас! Прямо какой-то зеленый.
— Я смотрел нынче в зеркало. Как будто ничего.
— Так… — печально сказала жена. — Значит, жена врет, а зеркало не врет? Зеркало, значит, лучше? Почему же ты, в таком случае, не устроишься так, чтобы оно варило тебе по утрам кофе, заказывало обед, целовало тебя и ездило с тобой в театры…
— Зови доктора.
— Здравствуйте, Наталья Павловна. Я получил вашу записку и сейчас осмотрю вашего мужа.
— Вам нельзя пить! Это для вас смерть.
— Что вы говорите? — побледнел мнительный Корзухин. — Что же я тогда буду делать?
— Что вы обыкновенно пьете?
— Немного водки, шампанское, ликеры…
— Вот водки вам и нельзя. И шампанского вам нельзя и ликеров.
— Стоит ли жить после этого?
— Стоит. Нужно только заниматься больше духовными запросами.
— Займусь, — с искаженным страхом лицом пообещал Корзухин.
* * *
— Ты кашлял во сне. Знаешь ли ты это?
— Нет, я спал.
— Ты кашлял. Я тебя уверяю — ты кашлял, а не спал.
— Почему же я сам этого не заметил?
— Очень просто: потому что ты спал. Тебе, вероятно, вредно куренье… Я уже давно косо посматривала на твои ужасные сигары. Сегодня позовем моего доктора — пусть он осмотрит тебя.
— Странно… Вчера только в департаменте мне говорили: как вы поздоровели!
— Да? Так если тебе говорят в департаменте такие приятные вещи — ты взял бы и поселился там, вместо того, чтобы приходить сюда. Конечно, человек ищет где глубже, а рыба… тоже ищет этого самого… как это говорится; как рыба об лед. Я бьюсь, как рыба об лед, измучилась, беспокоясь о тебе…
— Зови доктора. Зови доктора!
Приехал доктор и опять осмотрел Корзухина… Ната оказалась права. Доктор, даже не досмотрев голого Корзухина, всплеснул руками и сказал:
— Ой-ой! Вам нужно бросить курить… А то выйдет очень неприятная штука.
— Что же вы называете неприятной штукой?
Доктор поднял палец вверх.
— Туда пойдете.
— Вы, вероятно, хотите сказать, — со слабой надеждой в голосе прошептал Корзухин, — что куренье сигар расшатает мой бюджет, и мне придется перебраться этажом выше?
— Я говорю о смерти, — веско сказал доктор.
Корзухин сжал губы в мучительную гримасу, подошел к столу, схватил ящик с сигарами и решительно бросил его в огонь камина.
— Молодцом! — сказал доктор. — Зуб нужно вырывать сразу.
— И зуб? — пролепетал Корзухин. — И зуб… нужно?
— Нет, зуб пока не нужно. Это я так.
* * *
— Наталья Павловна телефонировала мне, что вы ночью бредили…
— Ей-Богу не бредил. Чего мне бредить?
— А вот мы посмотрим. Разденьтесь… Те-те-те… Батенька! Да у вас скверная вещь: я бы за ваши нервы ни копейки не дал.
Корзухин и не думал вступать с доктором в какую-нибудь коммерческую сделку, но все же встревожился.
— Что же мне делать? Ради Бога…
— Поздно ложитесь?
— Часа в три, в четыре. Бываю в клубе.
— Он, доктор, в карты играет, — пожаловалась Ната.
— Что вы говорите?! Это самоубийство! Вы хотите сохранить остатки вашего здоровья?
— Хочу!
— Клуб к черту. Карты к дьяволу. Сон — в двенадцать часов ночи. Перед сном обтиранье холодной водой.
— Хорошо… — скорбно сказал Корзухин. — Оботрусь.
* * *
…Доктор долго мял, тискал и выстукивал Корзухина. Он бил Корзухина кулаком по спине и спрашивал:
— Больно?
— Конечно, больно.
— А тут?
— Ой!
— Нервы, нервы и нервы. Нужно их успокоить. Вы музыку любите?
— Не выше оперетки.
— Нет, это не подходит. Вам нужно ходить на что-нибудь серьезное, действительно художественное. Гм… Вот что! На днях начинается серия вагнеровских опер. Достаньте абонемент.
— Как кстати! — воскликнула, всплеснув руками, Ната. — Мои знакомые, как раз, хотят уступить кому-нибудь абонемент. И мы вдвоем будем ходить… Вагнер — такая прелесть!
— Осмотрите меня внимательно, — заискивающе попросил Корзухин. — Может быть, найдете что-нибудь полегче, чем можно было бы заменить Вагнера. Обыкновенную оперу, что ли… Или цирк…
— Доктор ударил Корзухина кулаком под ложечку и спросил:
— Больно?
— Еще как!
— Ну, вот видите — лучше Вагнера не придумаешь… Чудак человек… Говорит — цирк. Это все равно, что больному ревматизмом давать пилюли от кашля. Медицина, батенька, такая вещь, что гм… гм!
Доктор сделался домашним врачом Корзухина. Однажды он осмотрел его, ощупал и сказал со вздохом:
— На этот раз — дело серьезное.
— Говорите — не мучайте меня — что такое? — скривился Корзухин.
— Мотор!
— Неужели есть такая болезнь? Вероятно, психо-мотор?
— Нет, просто мотор. Вам нельзя пользоваться извозчиком — никаких сотрясений! Слышите? Грудо-брюшная преграда не в порядке. Нужен мотор!
— Послушайте! — сказал Корзухин. — Вы доктор? Так. Вы осматриваете пациента?.. Так, прекрасно. Он, предположим, болен. Хорошо. Вы садитесь и пишите ему рецепт. Существует правило, по которому с рецептом ходят в аптеку. Но я никогда не слышал, чтобы с рецептом бежали в автомобильный гараж!!
— Вы забываете о физическом методе лечения, — сухо сказал доктор.
— Это что за музыка?
— Механотерапия.
— Странно… — обиженно улыбнулся Корзухин. — У меня, может быть, и всей-то грудо-брюшной преграды на дешевенький велосипед наберется, а вы — целый автомобиль прописываете.
— Я не гомеопат. Не нравится — можете обратиться к гомеопату. Он вам может даже швейную машину прописать. Пожалуйста!
— Можно подержанный, — робко сказала жена.
* * *
…
Корзухин лег после обеда спать, но ему не спалось: грезились разные болезни, эпидемии и несчастья. Он встал, оделся и, печальный, расстроенный, побрел к жене.
В дверях ее комнаты, перед портьерой, приостановился, услышав голоса. Прищурился… Потом опустился на стул у окна и стал слушать. Разговаривали двое:
— Вы должны, доктор, это сделать!
— Ни за что! Вы сами не знаете, чего просите… Нужно же знать меру.
— Я и знаю меру. Но мне необходимо иметь зеленую гостиную! Слышите? Вы должны это устроить. Наша старая красная опротивела мне до тошноты.
— Вы говорите вздор. Как я это сделаю?!
— Ваше дело. На то вы доктор.
— Это скорей дело обойщика.
— Придумайте что-нибудь! Скажите, что красный цвет ему вреден, а что зеленый там что-нибудь такое… увеличивает кровообращение, что ли. Или расширяет сосуды.
— Вздор! Зачем ему расширение сосудов?
— Скажите просто, что ему вредна красная гостиная.
— Да он ведь там никогда и не бывает.
— А вы найдите такую болезнь, чтобы ему нужно было сидеть в гостиной, намекните на кубический объем воздуха, а потом скажите, что такой красный цвет в гостиной ему вреден.
— Наталья Павловна… Это черт знает что! Он уже на автомобиле чуть не поймал меня. Если он догадается — подумайте, что будет… Я понимаю мои первые опыты — они хоть что-нибудь имели под собою… Хоть какую-нибудь почву… Конечно, куренье вредно, напитки вредны, картежная игра вредна… Но Вагнер-это безобразие, автомобиль — это наглость. У вас нет ни такта, ни логики.
— Ну, хорошо. Устройте мне последнее — красную гостиную — и ладно. Больше ни о чем не попрошу.
— Даете слово?
— Даю! Честное слово!!
— Ну, в последний раз. Господи благослови.
* * *
Доктор и Ната отправились в спальню на поиски Корзухина, но Корзухина там не нашли.
— А, доктор! — сказал он, подмигнув. — Здравствуйте! Не находите ли вы, что красный цвет гостиной мебели дурно влияет на меня? Кубический объем, как говорится, не тот. Хе-хе… Продается хороший автомобиль, дети мои! Срочно нужны деньги за выездом в клуб, и если я, черт побери, не заложу сегодня хорошего банчишки — потащите меня опять на Вагнера. Ха-ха! Дорогой врач! Ломаются нынче все преграды, в том числе и ваша грудо-брюшная, если вы не покинете немедленно одр тяжело больного Корзухина. Неужели мы никогда с вами, доктор, не увидимся? Ну, что ж делать… Я с этим совершенно примирился. Пошел вон!