Хлебушко
У главного подъезда монументального здания было большое скопление карет и автомобилей.
Мордастый швейцар то и дело покрикивал на нерасторопных кучеров и тут же низкими поклонами приветствовал господ во фраках и шитых золотом мундирах, солидно выходящих из экипажей и автомобилей.
Худая деревенская баба в штопаных лаптях и белом платке, низко надвинутом на загорелый лоб, робко подошла к швейцару.
Переложила из одной руки в другую узелок и поклонилась в пояс...
- Тебе чего, убогая?
- Скажи-ка мне, кормилец, что это за господа такие?
- Междусоюзная конференция дружественных держав по вопросам мировой политики!
- Вишь ты,-- вздохнула баба в стоптанных лапотках. - Сподобилась видеть.
- А ты кто будешь? - небрежно спросил швейцар.
- Россия я, благодетель, Россеюшка. Мне бы тут за колонкой постоять да хоть одним глазком поглядеть: каки-таки бывают конференции. Может, и на меня, сироту, кто-нибудь глазком зиркнет да обратит свое такое внимание.
Швейцар подумал и хотя был иностранец, но тут же сказал целую строку из Некрасова:
- "Наш не любит оборванной черни"16... А впрочем, стой - мне что.
По лестнице всходили разные: и толстые, и тонкие, и ощипанные, во фраках, и дородные, в сверкающих золотом сюртуках с орденами и лентами.
Деревенская баба всем низко кланялась и смотрела на всех с робким испугом и тоской ожидания в слезящихся глазах.
Одному - расшитому золотом с ног до головы и обвешанному целой тучей орденов - она поклонилась ниже других.
- Вишь ты,-- тихо заметила она швейцару. - Это, верно, самый главный!
- Какое! - пренебрежительно махнул рукой швейцар. - Внимания не стоит. Румын.
И снова на лице ее застыло вековечное выражение тоски и терпеливого ожидания...
* * *
Английский дипломат встал из-за зеленого стола, чтобы размяться, подошел к своему коллеге-французу и спросил его:
- Вы не знаете, что это там за оборванная баба около швейцара в вестибюле стоит?
- Ох, уж эти мне бедные родственники! И чего ходит, спрашивается? Сказано ведь: будет время - разберем и ее дело. Стоит с узелком в руке и всем кланяется... По-моему, это шокинг.
- Да... Воображаю, что у нее там в узле... Наверное, полкаравая деревенского хлеба, и больше ничего.
- Как вы говорите?.. хлеб? Да. А что ж еще?
- Вы... уверены, что там у нее хлеб?
- Гм... да. А впрочем, надо бы с ней поговорить, расспросить ее. Все-таки мы должны быть деликатными. Она нам в войну здорово помогла. Я - сейчас!
И англичанин поспешно зашагал к выходу.
* * *
Вернулся через пять минут, оживленный:
- Итак... На чем мы остановились?
- Гм... Откуда бы это? А вот мы их платочком.
* * *
Увязывая свой похудевший узелок, баба тут же быстро и благодарно крестилась и шептала швейцару.
- Ну, слава Богу... Сам-то обещал спомочь. Теперь поди, недолго и ждать.
И побрела восвояси, сгорбившись и тяжко ступая усталыми ногами в стоптанных лапотках.
16 "Наш не любит оборванной черни..." -- строка из стихотворения Н. А. Некрасова "Размышления у парадного подъезда". Рассказ А. Т. Аверченко представляет собой интерпретацию намеченной Некрасовым коллизии.