Один час в кафе
Труднее всего угнаться за веком. Только что ты, запыхавшись, догнал его, оседлал, как следует, вспрыгнул и поехал на нем, — как он снова делает скачек, сбрасывает тебя и снова, сломя голову, мчится вперед, а ты плетешься сзади — усталый, сбитый с толку, ничего не понимающий.
Все это время я думал, что не отстаю от века, а на днях мне пришлось с горечью убедиться, что это резвое животное снова оставило меня далеко позади.
* * *
Недавно я зашел в первое попавшееся кафе на Невском.
Цель у меня была весьма скромная, но достойная всякого уважения: выпить стакан кофе. И только.
Оказывается, что в 1915 году это не считается целью. Это только средство. Не успел я усесться за столиком, как какой-то не особенно щеголевато одетый господин, чахлый и запыленный, подошел ко мне и, положив руку на край стола, спросил, таинственно озираясь по сторонам:
— Рубашки есть?
— Есть, — ответил я немного удивленный выбранной им темой разговора при столь поверхностном знакомстве со мной.
— Продаете?
— Нет, зачем же, — с достоинством ответил я. — Мне самому нужны.
— Жаль. А то бы дело сделали. Термометры вам нужны?
— Какие термометры?
— Обыкновенные, лазаретные.
Тут я вспомнил, что у меня дома не было ни одного термометра. «Заболеешь еще, — подумал я, — нечем и температуру смерить».
Это соображение заставило меня ответить с полной откровенностью:
— Нужны. Сколько?
— Что сколько?
— Термометров. Предупреждаю, что у меня немного. Могу предложить 120 гроссов.
— Господи Ииcyce! На что мне столько! При самой тяжелой болезни я обойдусь одним.
Он в ужасе поглядел на меня, отшатнулся и поспешно отошел к самому дальнему столику.
— Свинцовыми белилами интересуетесь?
— Нет. — проверив себя мысленно и не колеблясь, отвечал я.
— Дубильную кислоту имеете?
Мне надоели его бессмысленные вопросы и приставания; чтобы отделаться от его предложений, я решил прихвастнуть:
— Имею.
— Много?
— Сто пудов, — тупо уставившись в стакан с кофеем, буркнул я.
— Беру.
— Как так берете?
— Продаете вы ее?
— Что вы! Как же я могу продать… Она мне в хозяйстве нужна.
— Простите, — с уважением склонился передо мной господин песочного цвета. — У вас кожевенной завод?
— Три.
— Очень приятно. Почем у вас пуд выделанной, для подметок?
— Пятьсот рублей.
Господин испуганно запищал, как резиновая игрушечная свинья, из которой выпустили воздух, и в смятении уполз куда-то.
Если он был сбить с толку и растерян, то и я был сбит с толку и растерян не менее его.
Я ничего не понимал.
Третьего господина, подошедшего ко мне, обуревало лихорадочное любопытство узнать, интересуюсь ли я ксероформом.
— Нет, — нервно ответил я и иронически добавил: — А вы подковами интересуетесь?
— Помилуйте! С руками оторву. Сколько у вас кругов?
— Сорок тысяч.
— Чудесно. А почем?
— По тысяче сто.
— За тысячу?
— Конечно. А то за что же?
— Сбросьте по три сотни.
— Не могу.
— Ну по две с половиной. Ей Богу, иначе нет смысла.
— Что ж делать, — холодно пожал я плечами. — Кстати… (спокойно, но сгорая тайным любопытством, спросил я) для чего вам такая уйма подков?
— То есть как для чего? Для военного ведомства.
Краешек завесы приподнялся передо мной. Проглянуло ясное небо.
— Вот оно что! Серной кислотой интересуетесь?
— Интересуюсь. И кофе интересуюсь.
— А асбестом?
— Конечно. Бензином… тоже…
— И сливочным маслом?
— Особенно. Но сейчас я много дал бы за нефтяные остатки.
— Серьезно, много дали бы?! У меня есть.
— Что вы говорите! Где?
— Дома. Собственно, это скорей керосиновые остатки. Лампа, знаете ли на кухне горит, ну оно и оста…
— Черт знает, что такое! — вскипел мой собеседник. — С ним о деле говоришь, а он шутит! Мне слишком дорого время, чтобы…
— Да черт вас возьми! Кто к кому подошел: я к вам, или вы ко мне?! Кто к кому обратился с разговором?.. Я к вам или вы ко мне?! Черт вас разберет, что вам нужно?!. Для чего мне ксероформ? Для чего дубильная кислота? У меня все есть, что мне нужно, а излишек я вам могу предложить'! Кофе вы интересуетесь? Маслом вы интересуетесь? Пожалуйста — вот оно! ешьте! Бензин вам нужен? У меня есть дома ровно столько, сколько вам нужно, чтобы вывести пятна на вашем костюме!!
Тон его сделался мягче.
— Вы, очевидно, первый раз здесь, вот вам и странно. Серьезно вы мне кофе предлагали или шутя?
— Серьезно. Садитесь.
* * *
Мы пили уже по второму стакану кофе, и я с грустью чувствовал, что никогда век не скакал так резво и никогда мне больше не угнаться за ним.
Какие-то люди подходили к моему новому знакомому и вели самые непонятные разговоры.
— Вы хотите сверлильные, фрезерные?
— Нет, я даю.
— Почем?
— Три тысячи шестьсот, франко Ревель.
— Вагоны ваши?
— Даю вам хоть сто вагонов. Кстати, беру трехдюймовое железо…
— Лондоном интересуетесь?
— Благодарю вас. Могу сам вам дать Лондона сколько угодно.
— А термометры?
— Возьму с удовольствием. Почем?
— 21 за дюжину.
— Что вы мне говорите! А в аптеке какая розничная цена?
— Рубль шестьдесят.
— Почему же вы с меня хотите рубль семьдесят пять за опт?
— Почему что вы идиот. Вы в аптеке достанете один-два термометра. А пойдите, попробуйте купить сто — вам дадут по шее.
Перед моими глазами происходили чудеса. К моему новому знакомому подходил человек, у которого ботинки от ходьбы пешком свирепо разинули рты, и говорил этот человек:
— Имею восемьдесят автомобилей. Интересуетесь?
«Как! — простодушно думал я. — Человек имеет восемьдесят автомобилей и так упорно и настойчиво ходить пешком?!. Чудак он? Оригинал-миллионер?»
А мой новый знакомый деловито возражал ему:
— Нет, автомобилями не интересуюсь. А вы скажите лучше, когда вы мне отдадите четыре с полтиной, которые взяли на прошлой неделе?
Я слышал такое предложение:
— Имею шестьдесят тысяч рубашек. Интересуетесь?
Не удивительно ли было, что счастливый обладатель шестидесяти тысяч рубашек имел на своем теле шестидесяти тысяч первую рубашку — такую грязную, что если предположить и остальные шестьдесят тысяч рубашек в таком же состоянии, то тысяча прачек должна была бы в течение недели приводить эти рубашки в мало-мальски сносный вид.
Больше всего меня поражала та легкость, с которой возникали громадные дела, ширились тут же на моих глазах, росли и, почти дойдя до благополучного конца, вдруг с треском рушились из за сущего пустяка, при чем (надо отдать им справедливость) инициаторы предприятия не особенно горевали о гибели почти налаженного колоссального дела, а сразу же приступали к возведению другого не менее колоссального здания, снова рушившегося.
— Дровами интересуетесь?
— Чрезвычайно. Много есть?
— Десять тысяч вагонов.
— Великолепно! подходить!.. Почем?
— По столько-то.
— Франко Петроград? Цена подходящая. Это именно то, что мне нужно. Где дрова?
— В Финляндии.
— Чудесно. Сделаем дело. Вагоны вы беретесь достать?
— Вагоны будут.
— Так пойдемте писать условия!
— Пойдемте.
— Кстати: а сколько вагонов вы мне дадите ежедневно?
— Мне железная дорога обещает по десять вагонов.
— Сапожник вы. У вас десять тысяч вагонов, а вы мне будете присылать десять вагонов в день! Это на три года, а мне на эту зиму нужно.
— Что ж делать, если больше вагонов не достану.
— Ну, черт с ним! Жаль. (Пауза) А шрапнельной сталью вы интересуетесь?
— Почем она у вас?
Какие нужно иметь нервы, чтобы так быстро примириться с крушением уже почти налаженного дела, результат которого должен на всю жизнь обогатить человека?!..
* * *
Подошел к нам изможденный узкогрудый молодой человек и сказал моему новому приятелю:
— У меня есть носки.
— Беру. Много?
— Сорок тысяч.
— Почем?
— 11 рублей дюжина. Франко Выборг.
— Подходит. Образцы есть?
— Есть.
— Покажите.
К моему изумлению, владелец сорока тысяч пар носков поставил ногу на свободный стул, засучил одну штанину и похлопал по собственному носку, довольно пострадавшему от времени:
— Вот.
И никто не удивился; все наклонились и стали ощупывать носок. Погоня за рублем убила у этих людей то, что было у меня с избытком: непосредственность восприятия.
быть.
— до рубашки. Хорошо, что тебе пришлось показать образцы носков, а не кофе, хлеба, сахару и масла…
Как бы, бедная твоя голова, показал ты их?
* * *
За тот час, что я провел в этом удивительном кафе, совершилась там только одна торговая сделка: я уплатил наличными за приобретенный мною товар (кофе, хлеб, масло) 1 руб. 70 коп. франко кафе наличными.