• Приглашаем посетить наш сайт
    Достоевский (dostoevskiy-lit.ru)
  • Дитя

    Дитя

    1

    Есть люди, к которым с первого взгляда начинаешь питать непобедимую симпатию и самое широкое доверие. В них все — голос, манеры, ясный взгляд — располагает к откровенности, дружеской общительности и, познакомившись с таким человеком, через час уже начинаешь испытывать чувство, будто знаком с ним десять лет.

    Однажды я столкнулся с таким именно человеком, и у меня надолго останется о нем воспоминание…

    Дело происходило в купе второго класса вечернего поезда. Я ехал в город Пичугин, где мне предстояло на другой день прочесть лекцию о воздухоплавании, по вызову какого-то «Пичугинского авиационного общества завоевания воздуха».

    В купе, кроме меня, находился еще один юный господин, и не успел я сесть, как мы оба почувствовали друг к другу самое искреннее расположение.

    Он приветливо улыбнулся мне, кивнул головой и добродушно сказал:

    Кажется нас здесь только двое! Это самое удобное, не правда ли?

    — Да — весело сказал я. — Терпеть не могу тесноты. А где же ваши вещи?

    Он засмеялся и юмористически развел руками.

    — Все мое при мне. Далеко едете?

    — В Пичугин. Вызвали меня какие-то чудаки прочесть лекцию о воздухоплавании. Моя фамилия Воробьев.

    — Я очень рад, — приветливо сказал мой спутник. — Я тоже еду в Пичугин по делу и с удовольствием побываю на вашей лекции. Где она будет?

    — Понятия не имею. Я еду туда в первый раз, по приглашению какого-то «Пичугинского авиационного общества»…

    Он улыбнулся.

    — Воображаю пичугинскую авиацию!

    — Да уж, действительно. Хотя обещают за лекцию двести рублей.

    — Ого! Эта сумма, — сострил мой спутник, может все их общество поднять на воздух.

    Мы расхохотались.

    Я взглянул на часы, зевнул и сказал:

    — Пора бы и на боковую. Чего это кондуктор не идет?

    — А зачем он?

    — Да билеты-то — должен же он отобрать. Смерть не люблю, когда меня сонного будят!

    — Да вы и ложитесь, — сказал мой сосед, вынимая из кармана газеты. А я почитаю. Хотите, я кондуктору за вас билет покажу, чтобы не беспокоить вас…

    — Мне, право, совестно, — тронутый его заботливостью возразил я.

    — Пустяки! Все равно не буду спать.

    Я расположился на верхней койке, вручил своему соседу билет, снял чемодан и, раскрыв его, вынул подушку.

    Молодой человек с простодушным любопытством взглянул на чемодан и, восхищенный, воскликнул:

    — Какая любопытная вещь!

    — Да… чемоданчик хороший… Я его в Дрездене покупал. Вот это отделение для белья, это нессесер, здесь верхнее платье, здесь дорожный погребец, а это отделение для денег и паспорта.

    Он улыбнулся.

    — Что же это — самое главное отделение — и пусто?

    — Я без паспорта. Ведь в вашем Пичугине на этот счет не строго?

    — Ну, знаете… при нашем режиме… всего можно ожидать. Я не расстаюсь с паспортом. Вот оно, мое имущество!

    Он вынул из кармана паспорт и, со смехом, подбросил его кверху.

    В нем было что-то наивно детское, привлекательное своей жизнерадостностью и непосредственностью.

    — Смотрите, — потеряете, — пошутил я. — Вы сущий ребенок. Нужно бы отобрать его, да спрятать.

    Лицо его сразу стало озабоченным.

    — Потерять-то я его не потеряю, а украсть ночью могут. Что я тогда буду делать?

    — Давайте я спрячу в свой чемодан. В отделение для денег, а? Хотите? Деньги-то у вас есть?

    — Денег-то у меня и нет, — рассмеялся он. — А паспорт спрячьте.

    Он снова с детским любопытством осмотрел внутренность чемодана и заявил, что когда будет богатым — поедет в Дрезден и купит такой чемодан.

    — Славный вы парень! Веселый, — сказал я, укладываясь.

    Он застенчиво улыбнулся.

    — Это потому, что вы мне понравились. С другими я диковат. А вам вон даже паспорт доверил.

    — Да и я вам билет доверил, — расхохотался я. — Отцу бы родному не доверил! Охо-хо!

    Я зевнул, повернулся на другой бок, пожелал моему спутнику спокойной ночи и моментально заснул.

    2

    Очень скоро я почувствовал, что меня кто-то тихо, но упорно будит, дергая за ногу и приговаривая:

    — Послушайте, послушайте!

    Я еле раскрыл глаза, поднял голову и увидел кондуктора.

    — Что вам? — сердито сказал я.

    — Билет пожалуйте!

    — Да ведь…

    Я встал, спустил ноги и увидел своего спутника, мирно сидевшего напротив и углубленного в чтение газеты.

    — Послушайте! — сказал я. — Вы ему показывали мой билет?

    Он поднял свое милое, детски удивленное лицо, и взглянул на меня с недоумением.

    — Какой билет?

    — Да который я вам дал!

    — Вы мне дали? Когда?

    — Ну как же! Давеча вы сами вызвались показать кондуктору мой билет, чтобы меня не беспокоить.

    Удивлению его не было границ.

    — Я? Взял? Ничего не понимаю! У меня был свой билет — я его и предъявил кондуктору. Единственный у меня билет и есть… Может, вы кому-нибудь другому его передали?

    Лицо моего спутника перестало мне нравиться.

    — Послушайте! — сказал я. — Но ведь это же гадость!

    — Да вы поищите в карманах, — участливо посоветовал он, принимаясь снова за газету. — Может быть в кармане где-нибудь.

    — Вероятно я потерял билет. Возьмите с меня доплату и оставьте меня в покое.

    Кондуктор укоризненно покачал головой, взял деньги и ушел, оставив нас вдвоем.

    — Что это все значит? — сурово сказал я, пронизывая своего соседа взглядом.

    Он снял с вешалки пальто, разослал его на нижней койке и стал молча укладываться.

    — Что это все значит?

    Он мелодично засвистал, снял пиджак, положил под голову и, сладко потянувшись, лег.

    — Вы наглец! — закричал я.

    Он дружески улыбнулся, сделал прощальный жест и закрыл глаза.

    — Я думал, что вы порядочный человек, а вы оказались жуликом. Как не стыдно! Чего же вы молчите? Негодяй вы, и больше ничего! Обыкновенный поездной вор. В тюрьме вас сгноить бы надо! Чтоб вас черти побрали!

    — Спишь, румяный идиот? Чтоб тебе завтра в кандалах проснуться! Так бы и плюнуть в твою лживую рожу. «Да-айте билетик, я за вас покажу»… У, чтоб ты пропал!

    Во мне клокотала злоба, и я еще с полчаса ругался и ворчал, пока не почувствовал смертельной усталости.

    Откинувшись на подушку и засыпая я подумал:

    — Ну обожди же, негодяй! — не получишь ты своего паспорта! Попляшешь ты завтра!

    3

    — Хотите колбасы? — спросил он, глядя на меня ясными лучистыми глазами ребенка.

    — Убирайся к черту.

    — Скоро большая станция. Я думаю, там вы сможете напиться чаю и позавтракать.

    — Желаю, чтоб тебя переехало поездом на этой станции!

    — Погодка-то исправляется. Пожалуй, в Пичугине санный путь застанем.

    Его честное, простое лицо было мне ненавистно. Я сидел в углу и с наслаждением мечтал о том, как он попросит возвратить паспорт, а я сделаю вид, что не слышу, и как он будет бежать за мной и клянчить.

    Я нарочно не вышел на той станции, на которой он советовал мне позавтракать, и до обеда ничего не ел. Обедал на другой станции. Потом занялся разборкой материалов для лекции, которую мне предстояло прочесть в тот же день вечером.

    — Любопытная это вещь, воздухоплавание? — спросил меня покончивший с газетами сосед. — В газетах много теперь об этом пишут.

    — Прошу со мной не разговаривать! — закричал я.

    — Все-таки еще как следует не летают. Все эти авиаторы, аэропланы — детская игра. Так себе, наука простая.

    — Эта наука не для мелких поездных жуликов, — с горечью сказал я, чувствуя себя совершенно бессильным перед его спокойным благодушным нахальством.

    — Вот сейчас и Пичугин! — сообщил он, смотря в окно. — Нам здесь сходить.

    — сейчас попросит паспорт, — подумал я. — Попроси, голубчик, попроси.

    Но он надел пальто, собрал свои газеты и, дружески кивнув мне головой, вышел в коридор.

    Поезд остановился.

    Посмеиваясь в душе над своим спутником, я оделся, взял чемодан и вышел. Носильщиков не было, вещи пришлось тащить самому.

    Неожиданно сзади послышался быстрый топот нескольких ног, кто-то подбежал ко мне и схватил за руки.

    — Этот?

    — Он самый, — сказал хорошо знакомый мне, добрый голос. — Схватил мой чемодан, да — бежал… Как вам это понравится.

    Я в бешенстве вырвался из рук старого усатого жандарма и вскричал:

    — Что вам нужно? Этот чемодан мой!

    — Старая история! Мне вас очень жаль, — соболезнующе сказал мой вагонный сосед, — но я принужден просить о вашем аресте.

    — Как вы смеете? Это мой чемодан! Я расскажу даже, что в нем!

    — Слушайте… Не будьте смешным… Я, г. жандарм, раскрывал несколько раз этот, купленный мною в Дрездене чемодан — а он, конечно, рассмотрел вещи. Нельзя же так… — Ну, хорошо… Если это ваш чемодан, та скажите, что это за паспорт лежит а отделении для денег? Чей? На чье имя? Ведь вы же должны знать все, что есть в чемодане. Вы молчите? Не хорошо-с, не хорошо, молодой человек.

    Его симпатичное лицо было печально. Он вздохнул, взял мой чемодан и сказал жандарму:

    — Вы его пока возьмите в часть, что ли. Только, пожалуйста, не бейте при допросе. Он, вероятно, и сам жалеет о том, что сделал. Бог вас простит, молодой человек!

    И ушел, добрый, благодушный, вместе с моим чемоданом.

    4

    «Пичугинские Ведомости» — мне бросилась в глаза заметка:

    «Неудавшаяся лекция — Прочитанная вчера вечером приехавшим из Петербурга г. Воробьевым лекция о воздухоплавании, окончилась скандалом, так как выяснилось, что лектор не имеет никакого представления о воздухоплавании. Многочисленная публика, не стесняясь, хохотала, когда молодая столичная известность (вот они, столичные знаменитости!) путала аэростат с аэропланом и сообщала ценные сведения, вроде того, что воздушный шар надувают кислородом. Да… надувают. Только публику, а не шар! Очень жаль, что деньги за лекцию были заплачены петербургскому шарлатану вперед и все дело окончилось только бранью публики, да извинениями устроителей лекции.»

    Разделы сайта: