Воздухоплавательная неделя в Коркине
I
Граждане города Коркина основали воздухоплавательный клуб.
Недавно председатель клуба, акцизный чиновник Собаков, устроил чрезвычайное собрание, на котором сказал звучную, красивую речь:
— Наша цель, господа, завоевание воздуха! А что мы вместо этого делаем? Пьянствуем, ссоримся, сплетничаем… Разве это достойно порядочных авиаторов? Мы должны летать, и всякий, в ком бьется сердце настоящего пилота, должен приветствовать этот шаг!
— На чем же ты полетишь, Собаков? — спросил, недоверчиво качая головой, учитель Кикин. — У нас нет ничего, кроме аппарата, сделанного коллегой Абрамсоном, — такого тяжелого, что его шесть человек едва поднимают.
— Не шесть, а четыре, — сказал угрюмо изобретатель Абрамсон. — Он бы и полетел, да мотор слишком слаб.
— А вы сделайте мотор побольше, — возразил Кикин, пожимая плечами.
— Тогда крылья окажутся слабыми.
— А вы сделайте крылья больше!
— Нельзя. Тогда мотор будет слаб!
— Господа! — возвысил голос Собаков. — Из опыта нашего товарища Абрамсона мы видим, что аппараты тяжелее воздуха нам пока нужно оставить. Займемся сферическими шарами… я предлагаю приобрести вскладчину один шар и попробовать на нем осуществление гигантской идеи завоевания воздуха.
— Я могу даже купить на свой счет оболочку, — заявил домовладелец Бурачков.
— А я, в интересах науки, готов наполнить шар на свой счет газом, — поддержал аптекарь Луцкин.
— А я закажу корзину, — решил купец Поддувалов.
— Прелестно! — всплеснул руками Собаков. — И мы, как в Реймсе, устроим воздухоплавательную неделю.
II
На окраине города Коркина собралась праздная публика и, заняв собой все обширное поле, любовалась дико и изумленно на небольшой серый шар, гордо колыхавшийся в тихом воздухе.
— Господа! Не напирайте, — умолял Собаков, суетясь около шара. — Полет будет виден всем — зачем же вы напираете?
— Страшно лететь небось? — спросила какая-то женщина в платке и шумно вздохнула.
— Господа! — скомандовал Собаков, обращаясь к небольшой кучке членов клуба. — Занимайте ваши места.
Лететь собралось шестеро: домовладелец Бурачков со свояченицей, купец Поддувалов, аптекарь Луцкин с зубным врачом Шайкиной и Собаков…
— Прошу занять места в корзине, — повторил Собаков. — Не волнуйтесь, господа! будьте покойны, мадемуазель Шайкина, и не визжите — здесь нет ничего страшного. Первый момент покажется неожиданным, а потом — полное удовольствие! Садитесь, мадемуазель Бурчумова! Луцкин, вы взяли приборы для измерения высоты. Прекрасно.
— А я закусить взял кой-чего, — сказал Поддувалов, подмигивая. — Любопытно, знаете, в надзвездных сферах рюмку выпить.
Когда все сели, Собаков в последний раз опытным глазом оглядел шар и вскочил в корзину.
— А балласт взяли? — крикнул из кучки остальных воздухоплавателей учитель Кикин.
— Взял. 4 мешка.
Собаков сделал публике приветственный жест и крикнул рабочим:
— Отпускай веревки!
* * *
— Ну? — спросил Абрамсон, подходя к корзине шара.
— Отчего же вы не летите?
— Не могу понять, — растерянно сказал Собаков.
— Канаты отпустили?
— Отпустили. Попробуйте балласт выбросить!
Собаков выбросил мешки с песком и сел на свое место.
— Не летит?
— Ни с места.
Собаков почесал затылок и обвел глазами сидевших в корзине.
— Извините, господа… но кто-нибудь должен слезть… Много народу насело. Луцкин… вам придется слезть.
— С какой стати я, — сказал Луцкин. — Вот еще! Я дал газ, да я же и лететь не могу? Вот еще!
— Тогда вам придется слезть, — развел руками Собаков, обращаясь к Поддувалову.
— Со своей-то корзины? — обиделся Поддувалов.
— Ни в жисть я не слезу!
Пилот Собаков вздохнул.
— Тогда, может быть, барышни уступят? — нерешительно сказал он.
— Отпустите веревки! — скомандовал Собаков.
— Да они уже отпущены.
— Черт знает что! Господин Бурачков… может быть, вы слезете?
— Я?. Вы с ума сошли! Вы, кажется, забыли, что оболочка, моя. Сами слезайте!
— Мне нельзя, — сказал Собаков. — Я пилот.
— В сущности, — пожал плечами аптекарь Луцкин, что такое пилот? Будто это какая-нибудь должность или занятие? Вот вы говорите — пилот. А что вы умеете сделать на этом шаре такого, чего бы мы не могли? При чем здесь — пилот? И если нужно выбирать между людьми, которые принесли материальные жертвы нуждам воздухоплавания, и теми, которые не принесли материальных жертв нуждам воздухоплавания….
— Пожалуйста! — сказал Собаков, криво усмехаясь.
— Я слезу! Не видал я вашего шара… Подумаешь тоже — воздухоплаватели! Пропеллера от планера отличить не могут, а туда же — лететь! Шлепнетесь без меня об землю — так вам и надо!
Зловещее предсказание Собакова не могло сбыться, потому что хотя он и слез, но шар остался на месте.
— Чего же вы не летите? — ядовито сказал Собаков.
— Летите!
— Кому-нибудь еще слезть нужно, — растерялся Луцкин. — Слезайте, Поддувалов! Мы полетим с господином Бурачковым.
— Попробуйте! — сказал угрюмо Поддувалов. — А я сниму свою корзину.
— Но ведь нас троих шар не подымет!
— А мне наплевать.
— Что же вы — так и будете сидеть?
— Так и буду.
Все трое посмотрели друг на друга злыми глазами, отвернулись и застыли в напряженном ожидании.
III
Публика, зевая, расходилась с поля. Некоторые ругались, а некоторые рассудительно возражали им:
— Так нешто можно — штоб полететь? Выдумки одни. Никак человеку полететь в небо невозможно.
— Вот он где! Ищу я его дома, старого дурака, а он — вот где! Извольте видеть — в корзину забрался и сидит. Старый человек, второй гильдии купец!
В публике захохотали.
— Вылезай из корзины, старый бесстыдник! Хучь бы людей постеснился.
Поддувалов сконфузился и обернулся к Луцкину.
— Черт с вами! Летите, — пусть пропадет моя корзина. Не хочу лететь!
Когда он слез — шар шевельнулся и — остался по-прежнему на месте.
Луцкин выругался и сказал, смотря на Бурачкова:
— Очевидно, этот шар для одного человека!
— Ну так и слезайте.
— Ни за что в жизни, — сказал твердо Луцкин. — Я хочу лететь в интересах науки, а вы для удовольствия.
— Не слезешь? — грозно спросил Бурачков.
— Очень просто — не слезу.
— Хорошо, — сказал Бурачков, вставая. — Тогда отдавай мою оболочку!
— Как… оболочку? — растерялся Луцкин. — А куда же я свой газ дену?
— Забирай его куда хочешь! а я возьму свою оболочку…
— Он же мне деньга стоит! — закричал бледный, потревоженный Луцкин. — Я с утра его напускал, старался….
— Мне нет дела! Отдай мою оболочку!
— Вы не имеете права!.. Я буду жаловаться…
— А-а! Так? Ладно! Оболочка моя — что хочу, то и делаю…
Шар стал худеть, ежиться и свисать на бок…
— Полетели, — засмеялись в публике.
IV
…