НЕПОНЯТНОЕ
Однажды холодным осенним вечером 5-го октября 1965 года, почти 50 лет тому вперед, к Мозглявиным явился Волосатов.
Еще горничная, открывавшая ему дверь, заметила нечто странное во внешности гостя и в манере его держать себя.
Галстук его съехал на сторону, одна петля воротника отстегнулась, лицо было красное, глаза мутные. Волосатов тяжело дышал и поминутно втягивал обратно свисавшую у уголка рта слюну.
- Иван Сергеич, миленький! Что с вами?
Волосатов лукаво улыбнулся и погрозил неверным пальцем:
- Л-любишь мужчин, шельма?
Сразу растаяла.
- Что вы, Господи, какой странный?..
- Я? Странный? Врешь, Степанида! Это не я странный, а твоя передняя странная. Почему зеркало криво висит?
- Оно прямо висит.
- Да? Так? Значит, я вру? Значит Волосатов уже - дешевая собака, котор... рая брешет и больше ничего? Так? Разодолжили! И это называется гостеприим... гостепр... Не важно, впрочем. Так-с! В душу человеку наплевать, это вам первое дело! Человек! Сельтерской!
Он сел на пол и заплакал.
- Господи, Господи! Все рушится... Здания колеблемы ветром, как былинки, реки вышли из берегов, дети восстали на отцов! Положение хуже губер... рнат... Не важно! После доскажу! Маруся! Как же быть-то? Отвечай, Маруся, не жмись...
Открой мне всю правду, не бойся меня!
В награду возьмешь ты любого коня!
"Тиф", - подумала растерявшаяся горничная. - "Бредит".
И метнулась в сторону, чтобы предупредить хозяев.
- К-куда!? Только через мой труп, п-подлая!.. Ш-што? Отвечай мне, где выход? Ясно тебя спрашиваю:
"Открой мне всю правду, не бойся меня!
В награду возьмешь... лошадь... все равно какую".
"Волхвы не боятся могучих владык...
А княжеский дар им на... на черта!"
- Поняла? Эх, Маруся! Какую я из тебя акт... рису сделаю! Весь Дрюри... риленский театр с ума сойдет. Поняла? Послушайте, Аграфена! Почему у меня губа мокрая? Чья эта дружеская рука обронила на нее чистую... сле... зинку. Впрочем - тсс... О Зинке - ни слова! А? Мы ведь ревнивые, Маруся, не правда ли? Хе-хе.
После этого Волосатов, сидя на полу, впал в глубокую задумчивость. Вздохнул, встал и побрел в гостиную.
- Иван Сергеич! Калоши снимите.
- Дитя лазурное, - печально прошептал Волосатов. - Не надо кричать на меня...
И покорно, как ребенок, протянул горничной руки.
- Вынь меня из галош. Возьми Ваню на ручки...
* * *
Вступление Волосатова в гостиную произвело величайшее впечатление: он поцеловал руку хозяину, потрепал одобрительно по плечу хозяйку, а гостям, двум красивым барыням, погрозил пальцем.
- И вы тут, шельмочки? Впрочем, не приставайте. Не до вас тут. После расскажете. Миша! Елена Михайловна! К вам дело есть.
Он взял потрясенного хозяина и хозяйку за руки и отвел их в угол:
- П-послушайте-вы! Положение-то, а?
- Боже мой, что с вами, Иван Сергеич?!..
- Милые, положение-то безвыходное! Пропала моя головушка! Все время к вам шел, об этом думал.
- Что такое? Несчастье?!.
- Умопомрач... мрач... Не важно! После договорю! Душа болит, друзья! Спросите - почему? Пантеона - нет в России, - вот в чем ужас!
- Какого Пантеона?!!!
- Где хоронятся! В Париже который. Вспомнил я, что у нас нет - сердце мое так и захолодело. Мамаша, думаю, Господи! Где же нам тогда хорониться?!.
Жена в ужасе взглянула на мужа.
- Что с ним такое? Неужели захворал?
Волосатов, прислушавшись, заплакал снова.
- Какой ужас! - всплеснула руками хозяйка. - Иван Сергеич, голубчик... Не лучше ли вам прилечь...
- Что? Бесстыдница... При муже такое предлагаешь... Миша! Будь спокоен! Скала!! Ни за что, сударыня. Но, Боже ты мой! Как любят меня женщины! Как любят!!
Он опустился в глубокое кресло. Погрузился в задумчивость. Хозяева и гости окружили его.
- Прямо ума не приложу, что с ним! Галстук лопнул, воротник отстал... Нос покраснел, и дыхание тяжелое.
- Может быть, - выразила догадку одна из барынь, - он сейчас испытал сильное нервное потрясение?
- Что вы, голубушка! Неужели вы полагаете, что он сейчас не совсем... нормален?
- А что вы думаете? Слышали, как он сейчас странно говорил... Послушайте, Иван Сергеич! Что вы сейчас делали?
Волосатов поднял одно тяжелое веко и покосился на барыню:
- Ш-што? Пару баночек раздавил, касатка!
- Ну, вот видите! Какие баночки? Почему раздавил?
- Однако, глаза у него разумные. Только мутные... Вдруг это воспаление легких?
- Возможно. Тем более, что при этой болезни бредят...
- Мамаша! - простонал, очнувшись, Волосатов. - Почему нет Пантеона? Где же хорониться знаменитому русскому человеку?
"Открой мне всю правду, не бойся меня! В награду возьмешь ты лошадь и... все, что к ней полагается".
- Леля, принеси термометр. А я пульс сосчитаю. Может, действительно, что-нибудь серьезное.
Когда хозяин взял руку Волосатова, тот удивился и сказал:
- Ну, зд... здравствуй еще раз! Как, вообще, тут у вас? Все благополучно?
А когда хозяйка принесла термометр и начала расстегивать Волосатову жилет, он долго ежился и кокетливо отнекивался:
- Ну что вы, сударыня! Оставьте. Ей-богу, я не такой. При посторонних-то хучь бы постеснялись. Хи-хи...
И потом, усмехнувшись, прошептал с грустным изумлением:
- Ну, как меня, все-таки, любят женщины! Как любят! К... как мухи. Эх! Теперь только Пантеон бы выстроить, все было бы хорошо. Посудите, мамаша: у французов - и Золя там, Мопассаны всякие, Гюго, консоме разные, а у нас... Никому нет до тебя дела!..
- Ничего не поделаешь, - сказала хозяйка, со слезами поглядывая на Волосатова. - Доктора нужно позвать.
Позвали доктора.
Молодой, но уж с некоторым именем доктор нашел этот случай чрезвычайно редким, почти неслыханным в медицине.
- Странно... Температура и пульс в порядке... Может быть... Гм!.. Как жаль, что я не психиатр. Впрочем, попробуем. Послушайте... Как ваше имя?
Волосатов засмеялся.
- Познакомиться хочешь? В избранное общество лезешь, шельма. Ну, так и быть!. Иван Сергеич Волосатов, очень приятно, садитесь, пожалуйста.
- Который теперь год?
- Неужто забыл? 1965... Пятое октября. Я, брат, помню!
- Где вы живете? - быстро спросил доктор.
- Московская, 10, мил... лости просим.
Доктор пожал плечами.
- Совершенно нормален.
- У него какой-то странный запах изо рта, - сказала хозяйка. - Будто он что-нибудь выпил.
- Выпил?! Чего же вы молчите! Значит, отравление! Покушение на самоубийство, а они молчат! Послушайте, господин, как вам не стыдно! Жизнь так прекрасна, и никто не имеет права перед Богом прерывать ее раньше срока! Скажите, что вы выпили, чтобы я принял меры.
- Не на твои деньги напился!.. - заносчиво отвечал Волосатов.
- Изумительный случай! Слушайте, он у вас уже давно?
- Да уж около часу.
- Ничего не понимаю. Самый медленный яд бы уже подействовал.
* * *
В гостиную вбежал мальчик.
- Мамочка, дедушка хочет сюда! Просит, чтобы привезли его кресло...
- Ну, зачем старика расстраивать... Тут тяжело больной, а он...
- Что тут за шум, - прошамкал он. - Что такое случилось?
- Иван Сергеич болен, папаша. Захворал, и сами не знаем, чем.
- Захворал? Да, да. Я и сам хвораю... Годы мои уже не те... Семьдесят пятый годочек. А подвезите меня к больному, погляжу я на него...
Долго глядел сморщенный, дряхлый старикашка на дремавшего Волосатова и постепенно морщины разглаживались и прояснялся старческий взор.
- Как вы думаете, дедушка, что с ним?
Дедушка наклонился ближе к лицу Волосатова, потянул носом, и лицо его просветлело.
- Ну?
- Знаю! Эх, вы... дети малые! Неужели же, не догадались?
- Ну, ну?
- Пьян он.
- Что-о-о?
- Пьян человек. Больше ничего.
- Как это пьян? Что такое? Я это не понимаю. Это инфекционное?
- Судя по запаху - коньячное. Только где он ухитрился достать коньяк, расторопный паренек. Это через пятьдесят-то лет?! А хорошо пахнет! Прямо так вот молодость и вспоминаешь.
Старик взял голову Волосатова, положил ее себе на грудь и еще раз втянул носом воздух.
- Хоррошо!
Волосатов снова поднял тяжелое веко. Поглядел на старика.
- Здравствуй, дедушка.
- Здравствуй, внучек.
И между ними завязался странный, непонятный для окружающих, разговор.
- Коньячок?
- А то что же? Слышишь носом. Три звездочки!
- Целую собачку раздавил. Эх, дед ты мой замечательный! Только ты меня и понимаешь!..
Задумался:
- Слыхал, дедушка? Пантеона-то нет, каково нам это?
- Будет, сынок, Пантеон. Все тебе будет, - успокаивающе погладил старик Волосатова по голове.
- Дедушка! И чтобы я в мраморном саркофаге лежал, а кругом свечи. И чтобы мой портрет сбоку.
- Все будет, сынок, все сделаем: и портрет, и свечи. Пение устроим, балдахины разные будут... А теперь спи, милый. Бог с тобой, спи, мой ненаглядный...
Волосатов мирно улыбнулся и, успокоенный, как ребенок, задремал на стариковой груди.
- Дедушка, - спросил доктор, - чем же его лечить от этого?.. Как его?..
- От того, что пьян? Да ничем. Поспит немного и встанет, как встрепанный.
И все обменялись взглядами, полными изумления:
- Боже мой! Такая страшная, тяжелая болезнь, и такое пустяковое лекарство!!!
К утру Волосатов выздоровел.
* * *
Все это было в 1965 году, не забудьте этого.
Примечания
Открой мне всю правду, не бойся меня! -- Здесь и далее цитируется (не вполне точно) "Песнь о вещем Олеге" (1822) А. С. Пушкина, в которой в форме старинной песни поэт пересказал древнюю легенду смерти князя Олега в 912 г.
...Весь Дрюри... риленский театр с ума сойдет. -- Друриленский театр - огромный лондонский театр (вмещает более 4 тыс. зрителей), всемирно известный своими постановками опер, балетов, драматических представлений, концертов.
Пантеон - усыпальница знаменитых людей. Наиболее известны Римский и Парижский. Первоначально Римский Пантеон был посвящен богам.
...Писатели Эмиль Золя (1840-1902) и Виктор Гюго (1802-1885) действительно похоронены в Парижском пантеоне, Ги де Мопассан (1856-1893) был похоронен в провинции. Консоме (фр.) - крепкий мясной бульон.