Венгерский язык
Для разговора Сукачев выбрал самое неудобное место: нас толкали, нам наступали на ноги, потому что встретились мы с Сукачевым на скрещении двух главных улиц… Все-таки Сукачев ухитрился рассказать свою историю до конца.
Я, впрочем, того мнения, что наша встреча именно на улице — к лучшему: будь это в закрытом помещении — Сукачев плакал бы, как ребенок.
Сукачев уцепился за пуговицу моего пиджака, как тонущий матрос за обломок реи, и начал рассказывать так:
* * *
Видите ли, я имею некоторые дела с Будапештом и рано или поздно собирался даже туда съездить. Но мне страшно мешало незнание ихнего венгерского языка.
И пришла мне однажды в голову благая мысль, чтоб ее черт побрал, эту мысль: пошел я в контору газеты и сдал такое объявление: «Ищу преподавателя венгерского языка. Гонораром не стесняюсь».
На другой день ко мне явился крайне благообразный скромного вида молодой человек и сказал:
— Я могу выучить вас венгерскому языку.
— А вы что же сами… венгерец?
— Нет, но мой дед долго жил в Венгрии. Потом, в 1848 году, бежал от преследований Хорти.
— Что вы такое говорите?! Да ведь Хорти в 1848 году и на свете не было.
— Допустим, но что же из этого следует? Если у меня был дедушка, почему же у Хорти не могло быть дедушки?! Один дедушка бежал от другого дедушки — вот и все! Так хотите учиться венгерскому языку?
— Очень. А сколько вы возьмете за полный курс?
— Это будет зависеть от вас, я могу получить за весь язык сдельно, могу получить за ежедневный кусочек языка — поденно.
— А какая разница?
— Сдельно — в два раза скорей выучитесь.
— Тогда, конечно, сдельно. Сколько хотите?
— Две тысячи крон. Только я должен поселиться у вас и не разлучаться с вами — тогда будет толк. Через месяц вы будете говорить по-венгерски, как Бетховен!
— Виноват, Бетховен никогда не говорил по-венгерски!
— Ему же хуже. Встреться он со мной в свое время — он объяснялся бы, как Данте Алигьери!
— Данте был итальянец.
— Это безразлично. Я и по-итальянски говорю, как бог. Могу я завтра к вам переехать?
— Хоть сегодня.
* * *
Первый наш урок произвел на меня самое выгодное впечатление…
— Вероятно, мы начнем с грамматики? — осведомился я.
— Вы будете сейчас приятно удивлены, — усмехнулся мой юный преподаватель. — Дело в том, что венгерский язык не имеет никакой грамматики!
— Вы меня поражаете!
— О, это удивительный язык! Там все слова не склоняются и не спрягаются. Например, по-русски вы скажете: «Я видел его идущим по улице»… А по-венгерски это звучит так: «Я видеть он идти улица».
— Оказывается, значит, что это очень легкий язык!
— Не скажите. Слова очень трудные. Но за месяц я вас выучу.
Я знал единственное венгерское слово и поэтому решил щегольнуть им перед своим преподавателем.
— Киссенем, — расшаркался я. Он удивился:
— Что-о?
— Я говорю: «киссенем» — по-венгерски — спасибо. Неужели вы не знаете такого простого слова?!
— Ах, да! Но вы неправильно произнесли это слово — потому я и не понял. Не «киссенем», а «куссенем»!
— Вот оно что! То-то я там над первым «и» видел две черточки.
— Верно. Благодаря этим черточкам «и» всегда переходить в «о».
— Вы раньше сказали в — «у».
— Ну, да — это среднее между «о» и «у». Однако не будем отвлекаться. Для первого раза запишите и выучите самые распространенные фразы: «Здравствуйте — авала-киташвара», «как поживаете? — газогенератор», «до свиданья — дизель-мотор».
Я аккуратно записал эти слова в тетрадку. Так как венгерские женщины мне давно нравились, то во мне вдруг властно заговорил мужчина:
— Скажите, а как по-венгерски сказать женщине: «Я вас люблю».
— Ду бист эйзель!
— Благодарю вас. Запишем.
— Вы этим только испортите произношение.
А произношение у меня было действительно неплохое! Каждое утро, после пробуждения, мы обменивались несколькими фразами по-венгерски, и я подавал реплики самым шикарным образом.
— Авалокиташвара, — приветствовал меня учитель.
— Ишиас, — отвечал я. (Учитель утверждал, что «ишиас», это — «Мое почтение».)
— Флегмона печени? — спрашивал он. (Как спали?)
— Хирагра! (прекрасно!) — быстро отвечал я.
— Фистула фурункул? — осведомлялся учитель. (Будем пить чай или кофе?)
— Диабет! (коньяк) — радостно кричал я.
Вообще венгерский язык очень забавлял меня. Например, однажды я спросил преподавателя:
— Как по-венгерски «дерево»?
— Там, — сказал он, не задумываясь.
— А два дерева?
— Там-там.
— А три?
— Там-там-там.
— Удивительный язык! А если целый лес?
— Это уже поется на мотив марша: «Трам-да-там-там, тра-там-там»…
— Замечательно! Вот уж этого я никогда не забуду.
— О, конечно. Всю жизнь будете помнить.
* * *
… Учитель мой уложил чемоданчик, пожал мне руку и сказал:
— Ду бист гроссе эйзель! (я вас очень полюбил).
— Пинакотека! — с чувством признался я (и вы мне очень симпатичны).
— Дизель-мотор симменс-шукерта! (будьте счастливы!)
— Куссенем.
* * *
Окончив свой рассказ, Сукачев печально повесил голову и смолк.
— Чем же дело кончилось? — спросил я. Он дико завопил:
— Чем?! Я осел! Поехал я в Будапешт, переехал границу — вот, думаю, где наговорюсь на своем новеньком, только что отлакированном языке, выглянул в окно — вдали виднеется лес. Я и обратился к соседу по купе на певучем венгерском наречии:
— Хороший лес! (Бум, трам-та-та-там!) Он дико глянул на меня и отодвинулся.
— Газогенератор? — спросил я.
Он взял свой чемоданчик и, молча, перешел в другое купе.
Язык мой все-таки чесался: я вышел в коридор, подошел к одиноко глядевшей в окно барышне и осведомился: скоро ли ближайшая станция… Она подняла крик, и кто-то с перепугу остановил тормозом поезд. Привезли меня… Сняли… повезли куда-то…
Как я им ни объяснял на своем венгерском языке происшедшее — продержали меня полтора месяца в каком-то огромном очень неуютном помещении, где весь персонал был в белых халатах. И я был в халате. В сером. Не мерзавец ли мой венгерский преподаватель, а?
Я засмеялся:
— Ну, мне пора домой. Вперед будете умнее. Дизель-мотор!
— Что-о!
— Вы же сами говорите, что по-венгерски это — до свиданья.
— Пойдите к черту.
«киссенем», да и это слово испортивший за две тысячи чешских крон.