Рай на земле
Глава XI. Театр

ГЛАВА XI

В сумерки садишься иногда в мягкое глубокое кресло и потонешь и в сумерках, и в кресле, и в воспоминаниях.

Воспоминания то тихие, как лесной ручей, то грозные, как десница Иеговы, то вызывающие улыбку, то слезы, толпятся, теснятся, громоздятся одно воспоминание на другом, подобно шелестящим льдинам в половодье, уносимым туда, где все тает, все разливается в один всепоглощающий океан.

Что давеча вспомнилось, а? Широко поместительно раскрыли свои объятия голубые бархатные кресла мариинского театра. На сцене занавес: мощно развернул могучие крылья Российский Орел, будто нет конца его трехсотлетнему лёту.

Сегодня парадный спектакль, дважды парадный: открытие сезона и присутствие царя.

Он приехал к самому началу, немного бледный, утомленный: показавшись у барьера Императорской ложи, улыбнулся устало поднявшейся при его появлении публике, обернулся к адъютанту, шепнул ему что-то и рукой, затянутой в белую перчатку, сделал жест сверху вниз.

С новым шелестом уселась публика, все взоры обратились на сцену: дали занавес. Грянули первые столь знакомые звуки "Жизнь за Царя".

Облокотившись о барьер ложи и полузакрыв глаза царь слушал.

О чем он думал?

А когда сумерки расплывутся в ночь, а ночь чудесно расцветет ясным утром, тогда воспоминания не нужны... Реальное, жестокое "сегодня" кажет свои крепкие, стальные, острые штыки.

И все так просто, так ясно и нет воспоминаний, нет глубокого сумеречного кресла.

Тогда встает в светлой ясной голове другая картина.

Вот она.

Сегодня в Мариинском театре дважды парадный спектакль: во-первых, премьера оперы в постановке товарища Мейерхольда, во-вторых на спектакле будет присутствовать сам Троцкий.

Опера написана в честь его. На афишах сказано об этом честно и определенно:

Первый Советский Театр

(бывш. Мариинский)

Сегодня в первый раз пойдет новая опера

Жизнь за Троцкого

С музыкой тов. Глинки, приспособленной тов. Фарфоркой

Костюмы и бутафория из особняков белогвардейской сволочи.

Волосяные скальпы от Чека.

Световые эффекты - первой пулеметной команды.

К сведению товарищей зрителей: в конце третьего акта на сцене будут расстреляны три живых саботажника.

Съезд на сегодняшнее представление небывалый: экипажей, правда, ни одного, но со всех сторон подлетают с грохотом броневики, автопулеметные машины и тяжело ползут танки новой советской аристократии.

Восходящее музыкальное светило, тов. Фарфорка, коллега товарища Глинки, прибыл тоже на небольшом танке. Почти уж подползши к театру, он нечаянно налез на незаметный в темноте памятник Глинке и, вывернул его с корнем, переполз, как огромная гусеница, через бесформенную груду и, шипя и пыхтя, подполз к самому подъезду.

Тов. Троцкий из боязни восторженных знаков внимания со стороны своих подданных, прибыл в бронированном поезде, поставленном на трамвайные рельсы. И 8 каких-то человек, увешанных оружием, как елочное дерево игрушками, окружили его у подножки бронированного вагона и повели его в театр.

- Ну, что, сделан ремонт? - спросил по дороге Троцкий, приостанавливаясь.

- Все сделано.

- Значит, всю мою Императорскую ложу перебронировали.

- Всю. Сняли прежнюю двухдюймовую и обложили пятидюймовой чудной закалки. А переднюю часть забрали спускной стальной дверью, оставив только отверстие для глаз, да пониже два отверстия для пулеметов.

- Это другое дело. Можно начинать.

- Не все готово. Шаляпину портной на колени подушечки нашивает. Копается все.

- Так отправьте портного в чека, весь и разговор.

- Да, но не может же Шаляпин стоять на небронированных коленях.

- А публика обыскана?

- Так точно. Все документы осмотрены и два золотых портсигара, очень подозрительных, как оружие, отобраны.

- Какое же это оружие - портсигар?

Раздалось три выстрела к началу, и занавес, на котором была написана картина, изображающая пляшущего пьяного попа, взвился.

"Жизнь за Царя", но были сделаны некоторые изменения.

Например, Ваня у ворот монастыря пел:

Бедный конь в поле пал,

И изрезав в куски
Слопал все от доски до доски.

На польском балу танцевали настоящие польские заложники под дирижерством тов. Мациса из Че-ка, а в новой сочиненной Фарфоркой и Мейерхольдом сцене, где Иван Сусанин при помощи Руслана и Людмилы открывает в доме Пиковой дамы белогвардейский заговор Онегина и Гремина, - в этой остроумно скомбинированной сцене настоящие китайцы под руководством Сусанина расстреляли трех саботажников под звуки: "Вы мне писали, не отпирайтесь"...

Опера затянулась.

- Броневик товарища Вацетиса!

- Танк Фарфорки!

- Броневик Главкома.

А ночь молчала: у нее были выколоты глаза.

Впервые под названием "Жизнь за Троцкого": Presse du Soir, 31 декабря 1920, No 201.