Сокровище
Тугоухов говорил своему знакомому — молодому человеку Бычкову:
— Отчего вы к нам никогда не зайдете? Я вас познакомлю с женой. Чудная у меня жена! Красавица, умница.
Попьем чайку, познакомлю с женой. Право, приходите. Поет, играет.
«Какие все мужья дураки», — подумал Бычков, окидывая Тугоухова сожалительным взглядом. А вслух сказал:
— Хорошо, приду.
— Вот спасибо. Она у меня образованная, и потом сложена, — божественно!
«Вот дурак-то!» Вслух:
— Спасибо. Завтра же приду.
* * *
Бычков сидел у Тугоуховых и, как тонкий эстет, восхищенно любовался белыми проворными ручками Елены Ивановны, ловко перетиравшими чайную посуду.
«Чудная женщина», — одобрительно думал он.
— Да-с, — будто угадав его мысли, воскликнул Тугоухое. — Жена у меня — чистое сокровище! Вот сейчас должен я идти на собрание акционеров и жалко ее оставлять дома. Аленушка, сокровище мое, ты не будешь скучать? Впрочем, я предоставлю в твое распоряжение Виктора Викторовича. Развлеките ее.
— С удовольствием!.. — дрогнувшим голосом пообещал Бычков.
— Я вернусь к одиннадцати. Раньше не ждите, прощай, мое сокровище! До свиданья, мой молодой друг.
* * *
Снова Бычков сидел у Тугоуховых — на этот раз в большой просторной гостиной, сидел у рояля рядом с Еленой Ивановной, а муж, о чем-то задумавшись, большими шагами ходил по гостиной. И так как он то приближался к сидевшей у рояля парочке, то удалялся к противоположному концу огромной комнаты — благодаря именно этому и разговор у Елены Ивановны с Бычковым был странный, путаный.
Она говорила:
— Отчего ты уже три дня не приходил к нам, противный?! Я так стосковалась…
В это время сзади слышались шаги мужа, и она сразу круто поворачивала руль разговора:
— …и потом в этом имении, где я жила у дяди, было масса земляники. А я обожаю землянику…
— …и тебя я обожаю еще больше! Я так соскучилась без твоих поцелуев, так было тоскливо, что (шаги) прямо-таки целыми днями я с сестрой лежала среди земляничных кустов и все ела, ела… а, может быть, у тебя завелась другая женщина — ты смотри, я такая ревнивая, что… никогда не могла допустить, чтобы сестра съела больше ягод, чем я. Бывало, кричу… узнаю что-нибудь — оболью уксусной эссенцией… да… эссенция… очень хорошо с ней чай пить, с этой земляничной эссенцией!
Так мирный монолог тянулся долго, пока слово не перешло к Бычкову.
— На кого же я могу тебя променять, мое сокровище, моя птичка!.. Гм! Не то это была канарейка, не то щегленок, но пела удивительно. Один раз я забыл насыпать ей корму, а на другой день… вернее, завтра я приеду к тебе, когда твой муж уберется на свое чертово акционерное заседание!
…
Именно: когда муж был на другом конце комнаты, Бычков вяло тянул свое повествование о канарейке, а когда муж приблизился, то тут Бычков и перешел на «я приеду к тебе, когда твой муж уберется»…
— Так, так… — раздался за спиной беседующих кроткий страдальческий голос мужа. — Хорошо вы, молодой человек, воспользовались моим доверием!.. Что ж… я могу «убраться»… могу убраться совсем! Чтоб не мешать влюбленным голубкам.
Жена с криком испуга простерла к нему руки, но он тихо отстранил ее и покачал головой:
— Не надо ни оправданий, ни объяснений! Глаза мои открылись! Я ухожу! Я ухожу. Буду один вдали от вас переживать эту душевную тяжкую драму и… если на мое имя, вообще, будут письма, — прошу пересылать их в отель «Бристоль».
Но потом отстранила голову от бычковской груди, вытерла слезы и спокойно сказала:
— Ну, и черт с ним! Мы с тобой славно заживем, о, мое солнце незакатное!..
* * *
Прошел месяц.
* * *
Бычков сидел в номере «Бристоля» у Тугоухова и сердито говорил ему:
— Вы со мной поступили подло, по-предательски! Тугоухое ухмылялся:
— То есть это почему же? Я ушел, чтобы не мешать вашему счастью.
— Врите больше. Просто подбросили мне надоевшую вам жену, а я, как дурак, попался.
— Да вы разве недовольны?
— Черта с два — доволен. Не женщина, а уксус. Злая, лживая, ревнивая, как дьявол, и глупа так, что иногда поколотить ее хочется. Вы ведь это сами хорошо знаете. Хорошего дурака вы из меня состряпали!
— И уйти от нее нельзя — не пускает! Скандалом грозит.
— Да, это на нее похоже, — кротко согласился муж.
— Иван Федосеич! Вы со мной, конечно, поступили подло, но… я все вам прощу, все забуду, если вы посоветуете… найдете выход!
— Выход? А кто вам мешает поступить так же, как я? Найдите приличного молодого человека… да и…
— Да где его найдешь, такого дурака?!..
— Я же нашел. Да и при чем тут дурак? Согласитесь, что первое впечатление она производит очаровательное. Женщинам это как-то удается.
— Иван Федосеич! Посоветуйте. Может, у вас есть кто в виду?
— Гм! Действительно, поступил я с вами подло, а вы человек пресимпатичный. Кого бы вам посоветовать? Послушайте! Аграмантов подойдет!! Он еще весной бросал взгляды на это мое «сокровище».
— Аграмантов? Гм! Вы думаете?
* * *
Хлопая Аграмантова по коленке, Бычков оживленно говорил:
— Послушайте! Что вас давно не видно? Приходите к нам. Я ведь сейчас на семейном положении — с Еленой Ивановной. Чудная женщина — поет, играет, и потом, сложена, как богиня! Чистое сокровище! Право, пришли бы чайку попить. Елена Ивановна уже несколько раз о вас спрашивала. Приходите, а?
«Вот-то дурак», — размышлял саркастически Аграмантов, разглядывая Бычкова с видом презрительного сожаления.
Вслух пообещал:
— Обязательно приду. Завтра же.
* * *
Через месяц Аграмантов встретился в театре во время антракта с Иволгиным и бросился к нему с распростертыми объятиями:
— А-а! Ну что за счастливая встреча! Беру с вас слово, что навестите меня. Я сейчас на семейном положении… Новая моя жена, Елена Ивановна — чудная. Приходите, познакомлю. Красавица, умница и поет дьявольски…
Иволгин равнодушно отстранил его:
— Позвольте, позвольте… Это не та ли Елена Ивановна, которая была раньше женой Тугоухова?
— Да… да… А… что?
— Так не трудитесь: это я был тот первый, который сплавил ее Тугоухову!.. Так что — не трудитесь: сыт по горло!
Аграмантов угрюмо молчал. Круг замкнулся.