• Приглашаем посетить наш сайт
    Лесков (leskov.lit-info.ru)
  • Глава I. Его величество скучает

    Шутка Мецената 

    Часть I Куколка 

    Глава I Его величество скучает

    — Должен вам сказать, что вы все — смертельно мне надоели.

    — Меценат! Полечите печень.

    — Совет не глупый. Только знаешь, Мотылек, какое лучшее лекарство от печени?

    — Догадываюсь: всех нас разогнать.

    — Вот видишь, почему я так глупо привязан к вам: вы понимаете меня с полуслова. Другим бы нужно было разжевывать, а вы хватаете все на лету.

    — Ну, что ж… разгоните нас. А через два-три дня приползете к нам, как угрюмый крокодил с перебитыми лапами, начнете хныкать — и снова все пойдет по-старому.

    — Ты, Мотылек, циничен, но не глуп.

    — О, на вашем общем фоне не трудно выделиться.

    — Цинизмом?

    — Умом.

    — Меня интересует один вопрос: любите вы меня или нет?

    — Попробуйте разориться — увидите!

    — Это опасный опыт: разориться не штука, а потом, если увижу, что вы все свиньи, любящие только из-за денег, — опять-то разбогатеть будет уже трудно!

    — Я вас люблю, Меценат.

    — Спасибо, Кузя. Ты так ленив, что эти четыре слова, выдавленные безо всякого принуждения, я ценю на вес золота.

    В большой беспорядочной, странно обставленной комнате, со стенами, увешанными коврами, оружием и картинами, — беседовали трое.

    — огромный, грузный человек с копной полуседых волос в голове, с черными, ярко блестящими из-под густых бровей глазами, с чувственными пухлыми красными губами — полулежал в позе отдыхающего льва на широкой оттоманке, обложенный массой подушек.

    — молодой человек с лицом, покрытым прихотливой сетью морщин и складок, так что лицо его во время разговора двигалось и колыхалось, как вода, подернутая рябью. Одет он был с вычурной элегантностью, резко отличаясь этим от неряшливого Мецената, щеголявшего ботинками с растянутыми резинками по бокам и бархатным черным пиджаком, обильно посыпанным сигарным пеплом.

    — тот, кого называли Кузей, — бесцветный молодец с жиденькими усишками и вылинявшими голубыми глазами — сидел боком в кресле, перекинув ноги через его ручку, и ел апельсин, не очищая его, а просто откусывая зубами кожуру и выплевывая на ковер.

    — Хотите, сыграем в шахматы? — нерешительно предложил Кузя.

    — С тобой? Да ведь ты, Кузя, в пять минут меня распластаешь, как раздавленную лягушку. Что за интерес?!

    — Фу, какой вы сегодня тяжелый! Ну, Мотылек прочтет вам свои стихи. Он, кажется, захватил с собой свежий номер «Вершин».

    — Неужели Мотылек способен читать мне свои стихи? Что я ему сделал плохого?

    — Меценат! С вами сегодня разговаривать — будто жевать промокательную бумагу.

    — Вместо, чтоб дело какое делать — с утра языки чешете. И что это за компания такая — не понимаю!

    — А-а, — радостно закричал Мотылек, — Кальвия Криспинилла! Magistra libidinium Neronis!

    — А чтоб у тебя язык присох, бесстыдник! Этакими словами старуху обзываешь! Боря! Я тебя на руках нянчила, а ты им позволяешь такое! Нешто можно?

    — Мотылек, не приставай к ней. И что у нее общего, скажи, пожалуйста, с Кальвией Криспиниллой?

    — Ну, как же. Не краснейте, Меценат, но я пронюхал, что она ведет регистрацию всех ваших сердечных увлечений. Magistra libidinium Neronis!

    — Гм… А каким способом ты будешь с лестницы спускаться, если я переведу ей по-русски эту латынь?..

    — Тесс! Я сам переведу. Досточтимая Анна Матвеевна! «Magistra libidinium Neronis» — по-нашему, «женщина, украшенная добродетелями». А чем сегодня покормите нас, звезда незакатная?

    — Неужто уже есть захотел?

    — Дайте ему маринованного щенка по-китайски, — посоветовал Кузя. — Как ваше здоровье, Анна Матвеевна?

    — А! И ты здесь. И уж с утра апельсин жрешь. Проворный. А зачем шкурки на пол бросаешь?

    — Что вы, Анна Матвеевна! Я, собственно, бросал их не на пол, а наоборот, в потолок… но земное притяжение… сами понимаете! Деваться некуда.

    — Эко, язык у человека без костей. Боря, чего заказать на завтрак?

    — Анна Матвеевна! — простонал Меценат, зарывая кудлатую голову в подушки. — Неужели опять яйца всмятку, котлеты, цыплята? Надоело! Тоска. Мрак. Знаете что? Дайте нам свежей икорки, семги, коньяку да сварите нам уху, что ли… И также — знаете что? Тащите все это сюда. Мы расстелим на ковре скатерть и устроим этакий пикничок.

    — В гостиной-то? На ковре? Безобразие какое!

    — Анна Матвеевна! — сказал Мотылек, поднимаясь с ковра и приставляя палец к носу. — Мы призваны в мир разрушать традиции и создавать новые пути.

    — Ты не смей старухе такие слова говорить. То-то ты весь в морщины пошел. Взять бы утюг хороший да разгладить.

    — Боже вас сохрани, — лениво сказал Кузя, вытирая апельсиновый сок на пальцах подкладкой пиджака, — его морщины нельзя разглаживать.

    — Почему? — с любопытством осведомился Меценат, предвидя новую игру вялого Кузиного ума.

    — А как же! Знаете, кто такой Мотылек? Это «Человек-мухоловка». В летний зной — незаменимо! Гений по ловле мух! Сидит он, расправив морщины, и ждет. Мухи и рассядутся у него на лице. Вдруг — трах! Сожмет сразу лицо — мух двадцать в складках и застрянут. Сидит потом и извлекает их, полураздавленных, из морщин, бросая в пепельницу.

    — Тьфу! — негодующе плюнула старуха, скрываясь за дверью.