• Приглашаем посетить наш сайт
    Грин (grin.lit-info.ru)
  • Национализм

    Национализм

    Купец Пуд Исподлобьев, окончив обед, отодвигал тарелку, утирал салфеткой широкую рыжую бороду, откидывался на спинку стула, ударял ладонью по столу и кричал:

    — Чтоб они пропали, чертово семя! Чтоб они заживо погнили все! Напустить бы на них холеру какую-нибудь или чуму, чтоб они поколели все!!

    Бледная робкая жена Пуда всплескивала худыми руками и, в ужасе, широко раскрывала испуганные глаза:

    — Кого это ты так, Пуд Кузьмич?

    Пуд ожесточенно теребил рыжую бороду.

    — Всех этих чертей — французов, американцев и китайцев. Штоб знали!

    — Да за что же это ты их так?

    — Потому — иностранцы. Потому — не лезь. Он сладко улыбался. — У нас в городу француз булочный магазин завел… Взять бы ночью пойти да сдаля побить ему стекла каменьем. Стекло дорогое, богемское…

    — Да ему ж убыток? — задумчиво возражала жена.

    — Пусть. Зато и иностранец. Ха-ха-ха! Вчерась я итальянца, который с фигурами, встретил. Ты, говорю, такой-сякой, чтоб тебя градом побило, патент на право торговли имеешь? В церковь ходишь? Да по корзине его! Народ, полиция; с околоточным потом беседовал. Как в романе.

    Жена робко моргала глазами и молчала. Ей было жалко и француза булочника, и итальянца, но она сидела тихо, не шевелясь, и молчала.

    Через некоторое время купец Пуд Исподлобьев опять, сидя за обедом, судорожно схватился за свою рыжую бороду и стал кричать:

    — Чтоб вас небесным огнем попалило, чтоб вы с голоду все попухли, чтоб вас нутряной червь точил отныне и до века!!

    — Французов? — спросила жена.

    Пуд Исподлобьев ударил кулаком по ребру стола.

    — Нет, брат, не французов! Полячишки эти, жидята, татарва разная… Нет на вас, гадов, праведного гнева Божьего!!

    — Да они ж в России живут, — недоумевающе сказала жена.

    — Это нам безразлично — все равно! Не наши, черти! Он задумался. — Вытравить бы их порошком каким, что ли. Или пилюлей. Потому — иностранцы.

    — Что? — угрюмо спросил Пуд.

    — Не подпишетесь ли от щедрот своих?

    — Страшное бедствие — голод, болезни, голодный тиф.

    — Где? — спросил Пуд.

    — В Самарской губернии.

    — Ходи мимо, учитель. Пусть дохнут от тифа! Так и надо.

    — За что? — изумился учитель.

    — Потому — мы рязанские, а они что? Самарцы. Не нашей губернии. Ходи мимо.

    — Да что вы такое говорите?! — ахнул учитель. — Разве они не такие же русские, как и мы?

    — Нет, — упрямо сказал Пуд. — Не такие. Не пожертвую. Будь еще наши, рязанские. А то какие-то иностранные люди — самарцы.

    — Да какие же самарцы иностранные?! Они русские, как и мы с вами.

    — Врешь ты, придаточное предложение! Русские, брат, мы — рязанцы!

    Учитель внимательно посмотрел на Пуда, покрутил головой и уехал.

    Сидели за чаем.

    — Человек пришел, — доложила кухарка. — В дворники найматься.

    — Зови, — сказал Пуд Исподлобьев. — Это ты, брат, дворником хочешь?

    — Мы.

    — А какой ты, тово… губернии?

    — Здешней. Рязанской.

    — Это хорошо, что Рязанской. А уезда?

    — Да уж какого ж уезда? Уезда мы Епифанского.

    — Вон! — закричал купец. — Гони его, кухарка! Наклади ему, паршивцу, по первое число.

    — За что ты? — спросила подавленно жена, после долгого молчания.

    — Иностранец.

    — Царица небесная! Да какой же он иностранец?! Наш же, рязанский.

    — Знаем мы. Рязанский — рязанский, а уезда-то не нашего. Иностранного. Этакий ведь чертяга, убей его громом…

    Если бы изобразить поведение купца Пуда Исподлобьева в виде спирали — было бы ясно, что он со страшной быстротой мчался от периферии к центру. Круги делались все уже и уже, и близко виднелась та трагическая мертвая точка, которой заканчивается внутри всякая спираль.

    Пуд вышел к нему и сказал:

    — Ты чего шатаешься зря! Гнать я решил всех вас, иностранцев, по шеям… Нет у меня на вас жалости!

    — Пуд Кузьмич! — отшатнулся Подпоясов. — Побойся Господа! Да какой же я иностранец?!

    — Бога мы боимся, — сухо отвечал Пуд. — А только раз ты живешь в другом фартале, на другой улице, то есть ты не более как иностранец. Вот вам Бог, вот порог… Иди, пока не попало…

    Спираль сузилась до невозможности.

    Пуду уже было тесно даже у себя дома. Он долго крепился, но, в конце концов, не выдержал…

    — Пошли вон! Жена заплакала.

    — Грех тебе, Пуд Кузьмич!.. За что гонишь?

    — Иностранцы вы, — сказал Исподлобьев. — Нету у меня к вам чувства, чтоб вы подохли!

    — Да какие ж мы иностранцы, Господи ж? Такие же, как и ты, — Исподлобьевы…

    — Нет не такие, — сердито закричал Пуд. — Не такие! Я Исподлобьев, а вы — что такое? Иностранцы паршивые… Вон с моих глаз!..

    В большом пустом купеческом доме бродил одинокий истощенный Пуд… Он уже не ел несколько дней, а когда жена из жалости приносила ему пищу, он бросал в нее стульями, стрелял из револьвера и яростно кричал:

    — Вон, иностранка!!

    Так он прожил неделю. К началу второй недели спираль дошла до своей мертвой точки, Пуд Исподлобьев увидел, что и он не более как иностранец…