Отцы и дети

Отцы и дети

-- Это что такое тут у тебя стоит, Махмудка?

Турок похлопал по тому предмету, который заинтересовал немца, и отвечал:

-- Военный корабль.

-- Корабль?! Так почему же он у тебя на суше стоит?

-- Ничего. Стоит себе - хлеба не просит.

-- Почему же на суше?

-- А что?

-- Он на море должен плавать!

-- Как же так можно его на море пустить... А вдруг утонет?

-- Да ведь корабль - это водяная вещь!

-- Серьезно?

-- Ну, вот - поговорите с этим кретином! Сейчас же нужно спустить этот корабль на воду!

-- А тут в боку дырка. Ничего?

-- Дырку нужно заделать!!

-- Ну, сейчас. Только не кричите на меня. Я думаю, взять лист толстой этакой сахарной бумаги, столярного клею...

-- Нельзя! Такая заплатка сейчас же отклеится.

Турок поглядел на немца и восхищенно воскликнул:

-- Однако, как вы хорошо знаете морское дело! Уж вы помогите, право. Вы наши отцы, мы ваши дети.

-- Были.

-- Где же они теперь?

-- Сбежали.

-- С ума ты сошел! Что такое врешь?!..

-- Ей-Богу.

-- Где же они были?

-- Мины-то? Первая появилась на лице султана, когда вы заставили нас воевать с русскими; вторая - на лице Энвера, когда он узнал, что Франция и Англия солидарны с Poccieй. Теперь, конечно, эти мины уже сбежали...

-- Кретин ты, брат, Махмудка.

-- Рад стараться.

-- Что это у вас там, в котловине?

-- Это? Крепость.

-- Скажи мне на милость: кто же крепости в долинах строит?!..

-- Мы. Собственно, мы, турки, очень хитрые. Мы построили крепость в пропасти. Расчет у нас такой: когда неприятель подступит к крепости и пойдет на нее - он свалится вниз, а мы его тут и поймаем. Поймаем и зарежем. Ни один человек не вырвется.

-- А если они сверху в вас стрелять из пушек начнут?!

-- Как так стрелять? Разве можно? Ведь этак они кого-нибудь и убить могут. А у нас законы строгие. За то и ответить можно.

-- На войне-то?!

-- Положим, действительно, война. Хотя мы приняли свои меры: на воротах крепости у нас висит плакат: "Без разрешения коменданта вход русским в крепость воспрещается". По горам тут же дощечки с надписями расставили: "Стрелять в турок строго воспрещается". Положение-то русских! Подойдут к нам, а стрелять-то и нельзя. Повертятся тут. А мы выйдем из крепости и зарежем их.

-- Эту крепость немедленно срыть! На вершине той горы построить новую, окружить ее тройным поясом фортов...

-- Уж вы помогите нам, пожалуйста. Не оставьте. Немцы, они хорошие. Вы наши отцы, мы ваши дети.

-- Постойте, постойте... Это еще что такое? Что это за нежности? Картонный футляр для пушки?

-- Это не футляр, а пушка, эффенди.

-- Картонная?!

-- А сверху мы ее, чтоб блестела, свинцовой бумагой от чаю обклеили. Чай-то, знаете, пьешь, а бумага остается. Ну вот мы ее...

-- Да ведь такая пушка, как мыльный пузырь разлетится от первого выстрела. И канониров поубивает.

-- Не поубивает. Эта пушка безопасная.

-- Однако, если вы зарядите ее, положите порох...

-- У нас порох тоже безопасный.

-- Бездымный?!

-- Нет, безопасный. Не горит. Огнеупорный. Один турок изобрел. Берется две части рисовой пудры, одна часть молотого кофе, все это перемешивается...

-- Так, значит, стрелять нельзя?!

-- Как нельзя?!.. Стреляем. Три человека на пушку у нас полагается. Один прячется сзади и кричит: "бабах! Пум!!" Другой в это время сбоку папиросой затягивается и дым, будто из дула, выпускает, а третий - снаряд в руках держит и бросает его сейчас же прямо неприятелю в морду. Что ж... От орудия больше ничего нельзя и требовать: звук - есть, дым - есть и заряд - попадает в неприятеля.

-- Но ведь вы это могли бы и без пушки делать?!!

-- Нельзя. Без пушки не страшно.

-- Завтра же чтобы были новые пушки. У вас должны быть мортиры, гаубицы...

-- Уж вы не оставьте нас, эффенди. Вы народ понимающий. А мы - что? Простые турки. Вы наши отцы, мы ваши дети.

-- Действительно... Вижу я, что вы ни чорта в этом не смыслите...

-- Где нам!..

Турок ходил с немецким генералом по полю, на котором только что происходило сражение, критическим взглядом оглядывал все поле и только причмокивал губами и укоризненно покачивал головой.

Немецкий генерал, наоборот, был чем-то, очевидно, сконфужен.

-- Ну, и работка! Свиньи.

-- Мы... старались... - пролепетал генерал.

-- Вы старались! Кретины. Разве так раненые обрабатываются? Правда, нос вы срезали уши надорвали, но глаза! Где у вас были глаза?

-- Н... наши глаза?

-- Да не ваши - тупые, оловянные, навыкате, - а глаза раненого?.. Учить вас нужно? Глаза вынимаются и всовываются в разрезанный живот! Руки переламываются, но не так, как сделали ваши глупые немецкие кустари, а вот этак! Видели? Теперь - это сюда, а это сюда! Видели?..

-- Чудесно! Только позвольте. Да ведь вы это нашего же раненого обрабатываете... Ведь он еще жив быль...

-- Гм!.. А вы чего же молчали? Э, черт, действительно. Ну-ка, попробуем вынуть глаза из живота, вставим обратно, живот зашьем... Нет!! Все равно, уже ничего не выйдет. Черт с ним. Ну, да... Я вот, впрочем, только к примеру показал... Видели?

Немецкий генерал, запуганный сердитыми окриками, робко поглядывал на турка и пролепетал:

-- Уж вы нас не оставьте. Мы не специалисты... Посоветуйте. Как и что. Вы наши отцы, мы ваши дети.

-- Чертовы вы дети, а не мои. Вот вы тут повесили десяток деревенских обитателей... Прекрасно! А почему вы огонька под них не подложили? Почему языки НЕ вырезали? Руки у них где? По бокам висят? А где должны быть?

-- Уж вы нас не забудьте. Где нам! Вы уж, как говорится... Вы нам, мы вам. Вы наши отцы, мы ваши дети, Махмуд Шевкетыч.

-- Мы их... бьем. Кушать им не давали...

-- "Кушать не давали"! Еще бы вы им устриц и шампанского дали! А в ямы, на аршин наполненные водой, вы их сажали? Под ногти щепочки запускали? Рубленый волос в пятки зашивали?!! Эх вы... немцы паршивые!

-- Мы старались... мы... будем. Вот недавно тоже... в Красный Крест стреляли.

-- Удивил! Действительно. А вот, ты мне скажи вот что: докторов за ноги вешали?

-- Так куда ж вы, черт вас передери, лезете к нам в союзники?!

-- Мы... будем... мы сделаем... Вы уж поддержите, научите. Вы, как говорится, наши отцы, мы - ваши дети.

Долго еще ездили по полю отцы и дети, перекоряясь между собою...