Язва
По узким проселочным дорогам, по широкому шоссе, по железнодорожным сообщениям, по большим городам, по шумным улицам, по залитым светом театрам, по притихшим ресторанам, по мирным семейным столовым и гостиным - бродят они.
Бродят, имея одну общую физиономию - исковерканную тоской, смесью ужаса и хитрости, смесью таинственности и многозначительности.
Некоторые с ними обращаются довольно сурово:
-- Врете вы все.
-- Я вру? Спасибо вам! О, как бы я хотел, чтобы это было ложью! Но нет... Я имею самые верные сведения, что это правда.
-- Что правда?!
-- Да что наши дела на восточном театре войны не совсем тово...
-- Именно?
-- Немцы уже продвинулись до Мышекишек...
-- Какие такие Мышекишки?
-- Место такое есть: Мышекишки.
-- Где?
-- Ну, уж там не знаю где - у меня карты с собой нет, а уж вы мне поверьте: немцы уже под Мышекишками.
-- Почему же штаб ничего не сообщает?
-- Не знаю почему, но мне сказал Иван Захарыч.
-- Офицер генеральнаго штаба?
-- Нет, мой парикмахер. Но он имеет верные сведения. Видите ли, он бреет также и бакалейщика Поскудова, а денщик генерала Z закупает у Поскудова провизию. Вы понимаете?
Значительно прищуренный глаз. Лицо убежденное, тупо-уверенное в правоте. Оно говорит: "Вот, брат, я какой; стою у самого источника сенсационных сведений. Иван Захарыч с Поскудовым, врать не будут".
-- Послушайте... А если Поскудов врет?
-- Поскудов? Нет-с. Поскудов не врет! Зачем ему врать? Поскудов зря врать не будет.
-- Ну, денщик соврал.
-- Послушайте: ну как денщик может соврать? И скажет же человек такое, право.
Распространителю печальных сведений очевидно, смертельно жаль расстаться с так хорошо налаженным печальным сообщением, что немцы продвинулись до Мышекишек. Он выносил в себе это печальное сведение, взростил и без боя его не отдаст.
Ну, что ему такое эти Мышекишки? Никогда он там не был, на карте этого места найти не может, а если бы и нашел, так ведь он же, каналья, не знает: может быть, русские этот пункт и не хотели защищать? Может быть, у генералов были свои расчеты; может быть, несколько умных талантливых генералов, сидя дождливым осенним вечером в мокрой палатке вокруг разложенного на ящике из-под макарон плана, сказали друг другу: "А давайте, господа, нарочно отступим от Мышекишек, чтобы заманить неприятеля к Пильвишкам"... И может быть, все согласились с таким замысловатым планом, - и вот уже черные тени заколебались на освещенной парусине палатки, и вот уже несколько ординарцев, звучно шлепая по размокшей земле, поскакали по разным направлениям с приказом отступать на Пильвишки; да может быть, и так, что Мышекишек никаких и нет, и денщик генерала Z не прочь прилгнуть, чтобы получить у Поскудова даровую папироску, да и сам парикмахер Иван Захарыч едва ли толком донес - не расплескав наполовину, - полученное им известие.
Кажется - что такое Мышекишки, когда миллио ны бьются на доброй трети земного шара?
Но нет: жалко распространителю печальных сведений расстаться со своими Мышекишками и носится он с ними до тех пор, пока уж и немцы давно отброшены, изрядно перед этим поколоченные.
Встречаешь распространителя печальных сведений. Говоришь ему:
-- Вот вам и Мышекишки! Наши-то отбросили немцев на всех пунктах.
Горькая улыбка освещает многозначительное, кое-что знающее, чего никто не знает - лицо.
-- Так-с, так-с. Мы, вы говорите, отбросили немцев? И где же это?
Противная морда. Самодовольная.
-- Да что вы спрашиваете? Сообщение генерального штаба не читали, что ли?
Хитрость, ирония брызжет из глаз его.
-- Вот оно что!.. Генеральный штаб сообщает? Так-с, так-с... А мне, представьте, Иван
Захарыч говорил другое. Знаете ли вы, что два батальона попали на фугасы...
-- Да откуда он знает это, черт его подери? - не выдерживает спокойный слушатель.
-- Иван Захарыч-то?
-- Да!
-- Парикмахер-то?
-- Да!!!
-- Он, видите ли, бреет Поскудова... и... вы, конечно, сами понимаете.
-- Ну? Не понимаю!!
-- А у Поскудова забирает всю бакалею и москатель генеральский денщик Z.
-- Да почему же ты, скверная этакая, изъеденная хронической печалью, каналья, не веришь моему генеральному штабу, а я должен верить твоему парикмахеру Ивану Захарычу?!
Эта фраза, к сожалению, говорится более смягченно и, потому, особенного влияния на распространителя сведений не оказывает.
Он сидит печальный, погруженный в глубокую задумчивость.
Вздыхает. С тоской во взоре говорит:
-- И на французском театре дела совсем, совсем швах. Немцы уже отступили за Монтраше.
-- За какое Монтраше?
-- Такое есть Монтраше. Стратегический пункт.
-- Но ведь немцы же отступили.
-- Немцы.
-- Почему же вы говорите, что дела плохи у французов?!
-- А откуда вы знаете - почему немцы отступили? Может, у них был такой расчет, после которого они от Франции камня на камне не оставят.
-- Однако, французские и английские газеты сообщают, что положение союзников превосходно.
-- Ну, что там ваши газеты...
-- А вы откуда знаете насчет Монтраше?!
-- А как же! Иван Захарыч говорил.
-- Послушайте, вы! Размазня треклятая. Еще когда вы говорили о денщике генерала Z - я не спорил. Но откуда Ивану Захарычу известно положение на французском фронте?! Что он, дядя Жоффра? Племянник лорда Китченера, ваш Иван Захарыч? Отвечайте вы, гнилая улитка!!
К глубочайшему сожалению, вышеизложенные вопросы поставлены распространителю в более умеренных выражениях.
* * *
Однажды я, выслушав от распространителя печальных вестей сообщение о зверствах немцев в Смоленске, сказал ему:
-- А вот я вам тоже сообщу новость из верных источников. Печальная новость: немцы навели понтоны на Иртыш, перешли его и двигаются уже на Благовещенск.
-- Ну, вот! Я давно боялся этого, - обрадовался распространитель. - Что теперь только будет!
-- Что будет! Вы откуда имеете это сведение?
-- Мой портной, который бреет меня, покупает весь железный товар у родственника хутухты. Ну, вы, конечно, понимаете...
-- Еще бы! Какой ужас, какой ужас! Семен Семеныч!
Проходивший мимо Семен Семеныч остановился.
-- Ну?
-- Слышали последнюю новость? Из самых верных источников передают, что Иртыш взят и немцы уже под Благовещенском.
Семен Семеныч, чрезвычайно польщенный этим сведением (он тоже распространитель печальных сведений), полетел дальше, а я схватил своего распространителя за руку и прошипел ему на ухо:
-- Зачем вы ему это сказали?
-- Ведь вы же мне сообщили...
-- А зачем вы мне поверили?!!
-- Ну, зачем же вам врать. Тем более, хутухта... который... портной...
-- Я соврал!! - заревел я. - Сию секунду только и выдумал!! А вы, старый подлец, тухлая курица, уже и пошли передавать дальше! Исказили лицо по своему шаблону, да и пошли шептать на ухо!!! Генеральный штаб сообщает, что мы ведем по всей линии наступление...
-- А Иван Захарыч...
--... Что на западном фронте немцев теснят...
-- А у Поскудова говорили, что...
--... Немцы весенней кампании не дотянут!!!
-- А у Поск... Ой, пустите, рука... больно!! Медведь...
* * *
-- Единственное, что меня утешает - так это, что у немцев самые большие пушки - восемнадцатидюймовые. Подумайте - всего 18 дюймов... Это ведь, кажется, не больше аршина длины? Ну, что они такими игрушечными орудиями сделают?! Да у моего Кольки пушчонка чуть не аршин длины. Такое, как у них орудие любой наш солдат возьмет подмышку и убежит. Иван Захарыч очень раскритиковал эти орудия. Одно только нехорошо - немцы уже около Лермонтова... Иван Захарыч говорил.