Поиск по творчеству и критике
Cлово "1939"
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Входимость: 2. Размер: 31кб.
Входимость: 1. Размер: 61кб.
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 45кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Часть текста: от удовольствия, как пук соломы. В другом углу грек тужился, тужился и наконец сказал: - Замечательный вы народ, венгерцы! - Чем? - искренно удивился венгерец. - Ну, как же... Венгерку хорошо танцуете. А однажды я купил себе суконную венгерку, расшитую разными этакими штуками. Хорошо носилась! Вино опять же; нарезаться венгерским - самое святое дело. - И вы, греки, хорошие. - Да что вы говорите?! Чем? - Ну... вообще. Приятный такой народ. Классический. Маслины вот тоже. Периклы всякие. А сбоку у стола сидел один молчаливый бородатый человек и, опустив буйную голову на ладони рук, сосредоточенно печально молчал. Любезный француз давно уже поглядывал на него. Наконец, не выдержал, дотронулся до его широкого плеча: - Вы, вероятно, мсье, турок? По-моему,-- одна из лучших наций в мире! - Нет, не турок. - А кто же, осмелюсь спросить? - Да так, вообще, приезжий. Да вам, собственно, зачем? - Чрезвычайно интересно узнать. - Русский я!! Когда в тихий дремлющий летний день вдруг откуда-то сорвется и налетит порыв ветра, как испуганно и озабоченно закачаются, зашелестят верхушки деревьев, как беспокойно завозятся и защебечут примолкшие от зноя птицы, какой тревожной рябью вдруг подернется зеркально-уснувший пруд! Вот так же закачались и озабоченно, удивленно защебетали венгерские, французские, японские головы; так же доселе гладкие зеркально-спокойные лица подернулись рябью тысячи самых различных взаимно борющихся между собою ощущений. - Русский? Да что вы говорите? Настоящий? - Детки! Альфред, Мадлена! Вы хотели видеть настоящего русского - смотрите скорее! Вот он, видите, сидит - Бедняга! - Бедняга-то бедняга, да я давеча, когда расплачивался, бумажник два раза вынимал. Переложил в карманы брюк, что ли? - Смотрите, вон русский сидит. - Где, где?! Слушайте, а он бомбу в нас не бросит? - Может, он голодный, господа, а вы на него вызверились. Как вы думаете, удобно ему предложить денег? - Немца бы от него...
Входимость: 2. Размер: 31кб.
Часть текста: Аркадий Аверченко, Владимир Барятинский, Николай Евреинов, Борис Зайцев, Анатолий Каменский, Леонид Мунштейн (Лоло), Николай Минский, Петр Потемкин, Иван Сургучев, Тэффи (Надежда Лохвицкая), Лев Урванцов, Марина Цветаева и Семен Юшкевич, которые в эмиграции продолжили свою драматургическую деятельность. В годы эмиграции к драматургии обратились и Марк Алданов, Валентин Булгаков, Леонид Добронравов, Николай Зубов, Мария Клименко, Иван Лукаш, Владимир Корвин-Пиотровский, Владимир Набоков, Андрей Ренников, Иван Савин, Всеволод Хомицкий, произведения которых значительно обогатили репертуар русских театров за границей. Общее число пьес, созданных литераторами “первой волны” русской эмиграции, пока не установлено. Рассеянные в единичных экземплярах по книгохранилищам разных стран, они, за редким исключением, не переиздавались и до сих пор не собраны и библиографически не описаны. Правда, Людмила Фостер, автор “Библиографии русской зарубежной литературы”1, отмечает, что с 1918 по 1968 год в Зарубежье вышло 99 книжных изданий, содержащих одно или более драматических произведений, и 103 отдельные пьесы, опубликованные в журналах и альманахах2, но по этим данным трудно судить о фактическом состоянии русской драматургии “первой волны”. Во-первых, в своем обзоре Фостер не учитывает драматических произведений, которые были написаны за рубежом, но не издавались, хотя и ставились на сценах эмигрантских театров, как, например, пьесы Веры Булич, Августы Даманской, Петра Краснова, Л. Лукаша, Л. Мунштейна, И. Савина, Евгения Чирикова. Во-вторых, в число пьес, вышедших в Зарубежье, она включает и переиздания, т. е. повторные выпуски драматических произведений, опубликованных еще в России, которые, ...
Входимость: 1. Размер: 61кб.
Часть текста: Аверченко, Радаков и Ремизов имели право контролировать хозяйственную часть журнала, а Корнфельд обязался не повышать подписной и розничной платы за журнал. Однако с 1 января 1912 года Корнфельд самовольно повысил розничную плату, что вызвало в дальнейшем падение тиража. Аверченко, Радаков, Ремизов обвинили Корнфельда в том, что он перестал допускать их к контролю хозяйственных книг, самовольно расходовал принадлежащие журналу суммы, начал задерживать уплату гонорара сотрудникам. Корнфельд, в свою очередь, жаловался на отчаянное финансовое положение журнала, вынуждающее его вести дела по-новому. В результате ссоры большинство ведущих сотрудников ушло из журнала и основало новый — на кооперативных началах». Вторую версию находим в статье Василия Князева «Цемент „Сатирикона“» (Литературный Ленинград. 1934. № 31): Аверченко, Ре-Ми и Радаков буквально схватили Корнфельда за горло и добились втайне от других сотрудников права получать 50 процентов прибыли, то есть стали пайщиками. Затем они якобы решили полностью устранить издателя от дел, разработав план его разорения путем выпуска убыточной литературы на дорогой бумаге, с роскошной обложкой и т. д. В конце концов, над делами М. Г. Корнфельда была учреждена опека в лице Шенфельда и Кугеля, которые, однако, отказались передать журнал троице друзей в обмен на определенную денежную компенсацию, что и привело к разрыву. Наконец, третий, похожий на два предыдущих, мотив ухода из «Сатирикона» приводит в своих воспоминаниях вторая жена Алексея Радакова Е. Л. Гальперина: «Согласно условию, заключенному между руководящими сотрудниками „Сатирикона“ и издателем, после увеличения тиража...
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Часть текста: премированного автора, приняли так холодно и небрежно, что я долго туда не ходил. В журнале все были чем-то заняты — было не до молодых авторов. Сделав некоторые другие попытки получить работу, я решил зайти и в «Новый Сатирикон», к его редактору и знаменитому писателю-юмористу Аркадию Аверченко. Дело в том, что Аркадий Аверченко иногда, главным образом, по праздникам печатался не только в столичных, но и в крупных провинциальных газетах. В некоторых печатался и я. Бывали случаи, когда наши рассказы помещались рядом. Может быть, думал я, — просматривая номера газет со своими рассказами, Аверченко заметил и мою скромную подпись? Расчет оказался верным. Когда я, прийдя к Аверченко, назвал себя, он знал мою фамилию. - Как же, как же, — любезно сказал он, — я знаю ваше имя и фамилию. И, как решительно все, с кем я знакомился, он спросил: - Это настоящая фамилия? - Да, — ответил я. — Настоящая. Аверченко жил на Троицкой улице, в доме № 15. Двор был опрятный, гладко выложенный и выходил, так как был проезжим, и на Фонтанку. Квартира Аверченко, состоявшая из трех комнат, производила очень уютное...
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: Несколько лет тому назад компания ловких предпринимателей устроила в Петербурге "Луна-Парк". Я любил хаживать туда по причине несколько пикантной; в "Луна-Парке" я находил для своей коллекции дураков такие чудесные махровые экземпляры и в таком изобилии, как нигде в другом месте. Вообще. "Луна-Парк" - это рай для дураков: все сделано для того, чтобы дураку было весело... Подойдет он к выпуклому зеркалу, увидит трехаршинные ноги, будто выходящие прямо из груди, увидит вытянутое в аршин лицо - и засмеется дурак, как ребенок; сядет в "веселую бочку", да как столкнут его вниз, да как почнет бочка стукаться боками о вертикально воткнутые по дороге бревна, да как станет дурака трясти, как дробинку в детской погремушке, круша ребра и ушибая ноги,-- тут-то и поймет дурак, что есть еще беззаботное веселье на свете; и к "веселой кухне" подойдет дурак, и тут он увидит, что это настоящая его, дуракова, тихая пристань. Впрочем, она не особенно тихая, эта пристань. Потому что "веселая кухня" заключалась в том, что на расстоянии...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: торжественно (если эти два понятия сочетаемы) - крикнула: - Леди и джентльм... впрочем, к черту джентльменов! Одни леди, т. е. одни, я хотела сказать... Леди! Мужчины не хотят дать нам равноправия, не хотят уравнять нас с ними, - что мы должны сделать, чтобы убедить их? Чей-то серебристый голосок посоветовал: - Поджечь университет. - Это, конечно, хорошо... но я не вижу логики... - Тут только слепой не увидит логики: в университете преподают науки; мы его поджигаем, - пусть мужчинам будет наука, чтобы они к нам присоединялись. - Браво! Верно! Выдать ей оружие из наших складов! - Какое оружие? - Коробку спичек. Выдали. * * * И еще был митинг. - Леди! Стойкая защитница наших прав мисс Броун, поджегшая университет, арестована! Она объявила голодовку, но тюремная администрация кормит ее насильно. В какой форме мы должны выразить протест? - Взорвать железнодорожный вокзал!! - Простите, но я не вижу логики... - Это вы не видите. А другие видят. На всяком железнодорожном вокзале есть буфет: в буфете этом кормят публику. Нашу мисс Броун тоже кормят. Если же мы взорвем вокзал с буфетом, то тюремная администрация поймет, что... - Браво! Принято! - Брависсимо! Принятиссимо!! * * * - Леди! За взрыв железнодорожного вокзала мисс Дуббльтон была арестована и обыскана. Вы слышите? Обыскана! Мы должны выразить протест против этого. Но какой?! - Поколотить Аксвита! - Виновата, но где же тут логика? - Как где? Он ведь Асквит? - Асквит. - Министр? - Министр. - Мисс Дуббльтон обыскали? - Обыскали. - И арестовали? - Да. - Ну, и вздуем Асквита. - Да ведь он же не...
Входимость: 1. Размер: 45кб.
Часть текста: смеха» Аркадии Аверченко еще долго жила в среде русских эмигрантов. Его книги продолжали выходить в Германии, Франции, Польше. Двенадцатого марта 1930 года, в пятую годовщину со дня смерти писателя, епископ Сергий Пражский отслужил панихиду на его могиле. Пришедших огорчило то, что до сих пор нет надгробия, однако Константин Бельговский («Косточка», любимый друг Аверченко) сообщил, что закончен сбор средств на памятник и его установка планируется к концу года. И действительно, 26 декабря стараниями чешско-русского общества «Мир» на могиле Аркадия Аверченко была установлена стела из белого мрамора с надписями на русском и чешском языках. На ее открытии было людно. Председатель общества «Мир» произнес речь, в которой, в числе прочего, сказал: «Чешские и русские члены общества решили увековечить память русского писателя до тех пор, пока Россия сама не почтит память деятелей, служивших ее культуре и прославлению ее имени во всем мире» (Б. Конст. [Бельговский К. П.] Открытие памятника на могиле А. Т. Аверченко // Сегодня. 1930. 30 декабря). Впоследствии поклонники Аверченко присылали деньги на поддержание его могилы. Средства поступали на имя Николая Ивановича Астрова, сменившего В. Ф. Булгакова на посту председателя Союза русских писателей и журналистов. Так, в РГАЛИ хранится чек на 80 крон, пожертвованных в 1931 году некоей Жозефиной Л. из Ревеля. Женщины не забывали своего кумира! В 1930 году вечера памяти Аркадия Тимофеевича Аверченко прошли в Праге, Париже, Берлине, где сатириконец Сергей Горный произнес прочувствованную, образную и немного сумбурную речь, которую напечатала берлинская...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: с этим хотелось бы поделиться результатами некоторых новых исследований, полученными при работе с фондами Славянской библиотеки Праги, содержащими уникальную коллекцию русской эмигрантской прессы, внесенную ЮНЕСКО в реестр всемирного культурного письменного наследия «Память Мира». Сегодня уже нелегко судить о том, мечтал ли Аркадий Аверченко навсегда остаться в Чехословакии. Из его многочисленных благодарностей в адрес этой страны, обнаруженных нами в чешской прессе, можно сделать вывод о том, что он, наконец, нашел новую родину. С другой стороны, существуют многочисленные данные и о том, что писатель рассматривал Прагу как место для передышки перед отъездом в США. В любом случае, Чехословакия стала его последним домом, и именно эта страна подарила ему несколько лет цивилизованной жизни, по которой он тосковал все годы изгнания. Чешская пресса внимательно следила за событиями жизни Аркадия Аверченко, начиная с момента получения им визы в Чехословакию. Сообщения о его «передвижениях» регулярно появлялись в газетах «Lidové noviny», «Čas», «Tribuna» и...