Поиск по творчеству и критике
Cлово "1938"
Входимость: 3. Размер: 31кб.
Входимость: 2. Размер: 91кб.
Входимость: 2. Размер: 29кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 40кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 31кб.
Часть текста: эмиграции, пока не установлено. Рассеянные в единичных экземплярах по книгохранилищам разных стран, они, за редким исключением, не переиздавались и до сих пор не собраны и библиографически не описаны. Правда, Людмила Фостер, автор “Библиографии русской зарубежной литературы”1, отмечает, что с 1918 по 1968 год в Зарубежье вышло 99 книжных изданий, содержащих одно или более драматических произведений, и 103 отдельные пьесы, опубликованные в журналах и альманахах2, но по этим данным трудно судить о фактическом состоянии русской драматургии “первой волны”. Во-первых, в своем обзоре Фостер не учитывает драматических произведений, которые были написаны за рубежом, но не издавались, хотя и ставились на сценах эмигрантских театров, как, например, пьесы Веры Булич, Августы Даманской, Петра Краснова, Л. Лукаша, Л. Мунштейна, И. Савина, Евгения Чирикова. Во-вторых, в число пьес, вышедших в Зарубежье, она включает и переиздания, т. е. повторные выпуски драматических произведений, опубликованных еще в России, которые, разумеется, не принадлежат к эмигрантской литературе. Следовательно, вопрос количественного состава пьес, написанных драматургами первой волны русской эмиграции, остается открытым. Но уже по доступным текстам можно судить, что эта драматургия представляет собой важный компонент литературного наследия русской эмиграции и вполне заслуживает ...
Входимость: 2. Размер: 91кб.
Часть текста: Сатирикон», к его редактору и знаменитому писателю-юмористу Аркадию Аверченко. Дело в том, что Аркадий Аверченко иногда, главным образом, по праздникам печатался не только в столичных, но и в крупных провинциальных газетах. В некоторых печатался и я. Бывали случаи, когда наши рассказы помещались рядом. Может быть, думал я, — просматривая номера газет со своими рассказами, Аверченко заметил и мою скромную подпись? Расчет оказался верным. Когда я, прийдя к Аверченко, назвал себя, он знал мою фамилию. - Как же, как же, — любезно сказал он, — я знаю ваше имя и фамилию. И, как решительно все, с кем я знакомился, он спросил: - Это настоящая фамилия? - Да, — ответил я. — Настоящая. Аверченко жил на Троицкой улице, в доме № 15. Двор был опрятный, гладко выложенный и выходил, так как был проезжим, и на Фонтанку. Квартира Аверченко, состоявшая из трех комнат, производила очень уютное впечатление. В комнате побольше, куда был ход из передней, была столовая и приемная. Рядом, в комнате поменьше — с всегда открытой дверью — за письменным столом у окна, работал Аверченко, а в следующей, последней комнате была спальня. Дверь в нее тоже всегда была открыта, и виднелись штанги разных размеров, гантели и стул или два, заваленные газетами и книгами. Стены во всей квартире вместо обоев были обтянуты сукнами. В спальне —...
Входимость: 2. Размер: 29кб.
Часть текста: Игоря Константиновича, которому в январе 2010 года исполнилось девяносто шесть лет, уникальны. Он – единственный источник информации о севастопольских семьях Аверченко (по маминой линии) и Гавриловых (по отцовской). Он же – единственный из живущих ныне на Земле, кто лично общался с писателем Аверченко. Наконец, он - севастополец, до мелочей помнящий тот город, который не сохранила для нас Великая Отечественная война. Игорь Константинович Гаврилов с конца 1930-х годов - москвич. Он прожил трудную и интересную жизнь: начинал работать на Севастопольском морском заводе, получил диплом инженера-кораблестроителя, участвовал в обороне Москвы, после войны работал за границей, получил научную степень кандидата технических наук, выполнил около пятидесяти работ по закрытой тематике. Выйдя на пенсию в восемьдесят шесть (!) лет, теперь занимается проблемами геронтологии и пишет научные статьи под литературным псевдонимом Гаврилов-Аверченко. Публикуемые воспоминания приводятся в нашей редакции и являются результатом переписки и бесед с Игорем Константиновичем. В сокращенном виде они были использованы в нашей монографии «Севастополь Аркадия Аверченко» (2007), полностью предлагаются впервые. Тимофея Петровича Аверченко[1], своего деда по матери, я не помню. К моменту моего рождения его уже не было в живых. По маминым рассказам, он был чрезвычайно добрым, доверчивым, отзывчивым и, безусловно, умным человеком. Помню, бабушка говорила, что он приехал в Севастополь на большой телеге. У него еще был брат, который жил в Херсоне и занимался рыбной ловлей (однажды он вышел в море на лодке и не вернулся – утонул). Умер...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: -- Это что у вас в руках-то? - Бюджет. Не видите, что ли? - Видим. А что надоть? - Пропустить надо. - Это бы можно... да... гм... Председатель опасливо указал налево. - Эти вот... Видите, какие? Прямо, жуть берет. Как бы чего-нибудь не не вышло. - Действительно! Послушайте... Говоривший это наклонился, цепляясь золотым шитьем о сукно фрака председателя, и шепнул: - А нельзя их... тово? - Тово? Можно. А вот мы сейчас. Пссть! Господин пристав! Председатель, в свою очередь, наклонился к уху пристава и что-то быстро и долго шептал ему. - Поверят ли?-- усумнился пристав. - Поверят. Они ребята, в сущности, добрые, доверчивые. - Ну, попробуем... Пристав приблизился к левым скамьям и громко сказал: - Господа эс-деки! Там в передней стоит какая-то женщина, просит, чтобы вы вышли к ней. - Чтобы кто вышел?-- переспросил Скобелев. - Всех вас просит, эсдеков. У нее там несчастье какое-то случилось с сыном. Машиной его убило, что ли. Очень убивается женщина. - Хорошенькая?-- насторожился Пуришкевич. - Товарищи, пойдем, - встал Чхеидзе. - Может быть, что-нибудь и нужно. - Ладно. Господа кадеты! Присмотрите за нашими местами. А то правые наплюют или чернилами вымажут. Едва простодушные эсдеки вышли из дверей, как председатель захлопал в ладоши и закричал: - Ж-живо! Господа пристава!! Запирайте двери! Не впускайте их!! Держи плечом!...
Входимость: 1. Размер: 40кб.
Часть текста: «обожаемого монарха». Трехцветные национальные флаги хлещут воздух. И тут уже не переодетые городовые, идет подлинная «святая русская интеллигенция», от кадетов до меньшевиков. Идут демонстрировать перед величайшим в мире тупицей, перед Николаем Вторым, свои верноподданнические чувства» — так описывал сатириконец О. Л. д’Ор поведение буржуазно-дворянской интеллигенции при известии о начале первой мировой войны 119*. Многие писатели наперебой торопились высказать свою поддержку империалистическому правительству. Даже те из них, кто до войны сотрудничал в прогрессивных органах печати, теперь перешли в другой лагерь. В суворинском «Лукоморье» стали помещать свои произведения Д. Цензор, С. Городецкий, А. Ремизов, М. Кузмин, сотрудниками кадетской «Русской воли» сделались И. Бунин, А. Куприн, Ф. Сологуб, А. Амфитеатров и др. В. И. Ленин говорил, что в годы войны русский либерализм «состязается в «патриотизме» с черной сотней» 120*. Жизнь «Нового Сатирикона» в годы войны значительно усложнилась, прежде всего потому, что усилился и без того невыносимый цензурный гнет. Специально...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: кресла мариинского театра. На сцене занавес: мощно развернул могучие крылья Российский Орел, будто нет конца его трехсотлетнему лёту. Сегодня парадный спектакль, дважды парадный: открытие сезона и присутствие царя. Он приехал к самому началу, немного бледный, утомленный: показавшись у барьера Императорской ложи, улыбнулся устало поднявшейся при его появлении публике, обернулся к адъютанту, шепнул ему что-то и рукой, затянутой в белую перчатку, сделал жест сверху вниз. С новым шелестом уселась публика, все взоры обратились на сцену: дали занавес. Грянули первые столь знакомые звуки "Жизнь за Царя". Облокотившись о барьер ложи и полузакрыв глаза царь слушал. О чем он думал? * * * А когда сумерки расплывутся в ночь, а ночь чудесно расцветет ясным утром, тогда воспоминания не нужны... Реальное, жестокое "сегодня" кажет свои крепкие, стальные, острые штыки. И все так просто, так ясно и нет воспоминаний, нет глубокого сумеречного кресла. Тогда встает в светлой ясной голове другая картина. Вот она. * * * Сегодня в Мариинском театре дважды парадный...