Аверченко Аркадий: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1911". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 15. Размер: 90кб.

Часть текста: беззубой, развлекательной прессы. Но в начале своей жизни «Сатирикон» довольно часто обращался к политической сатире. Первые номера «Сатирикона» полны иронических откликов на политику насильственного «успокоения» России. Из номера в номер журнал дает сатирические портреты кровавых усмирителей, имена которых были известны всем. В стране хозяйничали облеченные неограниченной властью генерал-губернаторы, ставшие в тот период фактически военными диктаторами. В Москве — генерал-майор Д. Трепов, издавший приказ «патронов не жалеть», в Ялте — генерал Думбадзе, в Туркестане — В. Ф. Трепов, в Севастополе — сенатор Гарин, в Одессе — генерал Толмачев, в Риге — барон Меллер-Закомельский и т. д. С этих «столпов» правительственного порядка «Сатирикон» не спускает пристального взгляда. «- Вы русский подданный? — Нет, ялтинский», — издевается он в одном номере. И, поясняя это, сообщает в другом: «В Ялте расцвел Думбадзе и позеленело население» 26*. В № 4 за...

Входимость: 5. Размер: 61кб.

Часть текста: Почему? Об этом рассказывает фельетон «Хлопотливая нация» (1910): «Недавно я сообщил своим друзьям, что хочу поехать на Южный берег Крыма. — Идея, — похвалили друзья. — Только ты похлопочи заранее о разрешении жить там. — Похлопочи? Как так похлопочи? — Очень просто. Ты писатель, а не всякому писателю удается жить в Крыму. Нужно хлопотать. Арцыбашев хлопочет. Куприн тоже хлопочет. — Как же они хлопочут? — заинтересовался я. — Да так. Как обыкновенно хлопочут <…> — Ну, что ж, — вздохнул я. — Похлопочу и я. С этим решением я и поехал в Крым». Далее рассказчик сообщает, что, приступив к осуществлению задуманного, он наткнулся на непрошибаемую стену упорства некоего, не называемого, ялтинского генерал-губернатора. Писателю отказали в праве проживания в окрестностях Ялты «на основании чрезвычайной охраны»: «Я приблизил свое лицо к побагровевшему лицу чиновника и завопил: — Да поймите же вы, черт возьми, что это не причина!!! Что — это какая-нибудь...

Входимость: 5. Размер: 62кб.

Часть текста: 24 декабря. Впрочем, в другой он упоминал 1 января. В любом случае, точкой отсчета его «петербургского триумфа» смело можно считать начало 1908 года. Вспомним, чем жила тогда столица. Об этом времени хорошо сказал Александр Куприн: «Тогда все явления жизни как-то вдруг кошмарно переплелись, сдвинулись и взгромоздились: крах японской кампании, лиги любви, экспроприации, повальная мания самоубийств, революция, погромы, Гапон, карательные экспедиции, Дума и ее разгон, Союз русского народа, бомбометатели. Такой дьявольской мешанины — смешной и страшной, — я думаю, не видала мировая история. Восстановить ее в точном эпическом изображении немыслимо. Просто — была бурда» («Встреча»). Действительно, это была эпоха глубокой общественной депрессии после поражения в Русско-японской войне и подавления революции 1905 года. Пессимизм, разочарование, политический нигилизм стали господствующими настроениями. Неверие в будущее породило падение нравов. Газеты пестрели объявлениями вроде таких: «Натурщица, чудное тело, предлагает свои услуги»; «Молодая, интересная блондинка просит богатого господина одолжить ей сто рублей на выкуп манто. Согласна на все условия»; «Молодой студент просит состоятельную даму одолжить ему сто рублей. Возраст...

Входимость: 4. Размер: 38кб.

Часть текста: над собой никакого творческого диктата. Редактор, напротив, любил жанровое разнообразие, пестроту и легко шел на эксперименты. Ефим Зозуля как-то пожаловался на то, что у него в записной книжке накопилось много тем, но на них как-то не хочется сочинять рассказы. Аверченко попросил показать книжку ему. «Он начал читать. Лицо его сделалось серьезным, вдумчивым, удивительным — каким оно часто бывало, когда он читал, писал или говорил о чем-нибудь, что интересовало его. Обычно в такие минуты он не острил и говорил, стараясь подобрать выражения точные, прямые, ясные, немного торжественные. — Знаете что, — сказал он <…> Я предлагаю вам следующее: давайте в журнал эти записи в таком виде, в каком они здесь записаны, и мы так и назовем их — „Недоношенные рассказы“. Да. И под этим постоянным заголовком мы будем печатать ваши рассказы. Мне они нравятся. <…> Я много видел на своем веку редакторов, и должен сказать, что Аверченко был одним ид самых острых и чутких», — заключает Зозуля (Зозуля Е. Д. Сатириконцы). О. Л. Д’Ор вспоминал, что работалось в «Сатириконе» очень легко: «Я не помню случая, когда бы Аверченко выбросил из моего фельетона или хотя бы изменил одну строчку. Не всегда он даже читал произведения тех, у которых было некоторое „имя“. — Каждый сам за себя отвечает! — говорил он. — Напишет несколько раз плохо, перестанем печатать. И каждый „сам за себя отвечал“. Сами себя редактировали жестче, чем любой редактор. О халтуре мы...

Входимость: 4. Размер: 68кб.

Часть текста: 12 августа 1911 г. Л. Андреев писал Горькому: «Подлинная реакция, та, что живет в усталом сердце, уже кончилась; пред нами далеко уже маячит гребень той волны, на которую снова и снова предстоит нам взбираться. Вид России печален, дела ее ничтожны и скверны, а где-то уже родится веселый зов к новой, тяжелой революционной работе» 69* . Период столыпинской реакции дал беспримерные образцы ренегатства, вызвал разгул черносотенства, правительственные репрессии и т. п. Но в то же самое время, казавшееся глубоко спокойным и даже мертвым, шла идеологическая подготовка нового революционного взлета. «Мы живем в эпоху внутреннего переворота, в революционную эпоху, хотя у нас внешне царит покой кладбища, — писал В. Воровский в 1912 г. — Идет большая ломка, тем более болезненная и тем сильнее уродующая лики общества, чем упорнее темные силы противятся и препятствуют родам нового» 70*. В 1912 г. застой сменился подъемом, обнаружился крах столыпинской политики. Усталость в массах стала проходить, с новой силой вспыхнуло стачечное движение. Подтверждалось предвидение большевиков о неизбежности нового подъема борьбы. Джон Рид, который впервые посетил Россию в это время, чутко подметил главную черту, определяющую лицо страны, — революционность народа. Повсюду он сталкивался с проявлением огромной скрытой энергии, которая вот-вот вырвется на поверхность. В очерке «Лицо России» он писал, что главный вопрос, волнующий теперь русское общество, это «горит ли в недрах России могущественное и разрушительное пламя или оно затушено» 71*. Как показывали события, революция, казавшаяся окончательно разбитой, вновь оживала. «В широких кругах демократии , — писал В. И. Ленин, — и в первую голову среди пролетариата...

Входимость: 3. Размер: 38кб.

Часть текста: в театре миниатюр присуща всякому народу. А. Р. Кугель [38] Как мы уже знаем, первой публикацией Аверченко после приезда в Петербург стала театральная рецензия в «Стрекозе». К этому жанру он обращался и впоследствии, подписывая отзывы на спектакли псевдонимом «Старая театральная крыса». Аркадий Тимофеевич мечтал писать для театра, но имел для этого своеобразные возможности: во-первых, он был мастером малой формы, во-вторых, он был юмористом. Его талант был незаменим в театрах миниатюр, подражавших европейским кабаре. Репертуар этих заведений строился по принципу мозаичности, пестроты, коллажа. Главным требованием, предъявляемым к номерам, была зрелищность. Представления имели «кинематографическую» структуру — дробность, мелькание, монтаж. Жанр миниатюры, как его понимали в те годы, не был ограничен никакими рамками, подходило все: и маленькая драма, и водевиль, и оперетта, и рассказ в лицах, и бытовая картинка, и танцы, и акробатические номера… Одноактные пьесы Аверченко шли на сценах петербургских Литейного и Троицкого театров миниатюр. Большой популярностью у петербургского зрителя пользовались его мини-комедии «Ключ» и «Старики». «Ключ» был переделан из рассказа «Случай с Патлецовыми», созданного по мотивам реального забавного происшествия. Как-то ночью Аверченко весьма нетрезвый вернулся домой и обнаружил, что потерял ключ. Он долго стучал в дверь, надеясь, что откроет сосед по квартире. Отчаявшись, он отправился на извозчике в какую-то ночлежку искать «специалиста», который мог бы открыть дверь, не ломая ее. Ему указали на совершенно криминального типа, тут же согласившегося помочь. Обрадованный писатель хорошо заплатил ему за услугу. «Да, если что, приходите туда же. Всегда помогу — меня зовут Мишка Саматоха», — сказал необычный помощник. Утром Аверченко рассказал о своем ночном приключении соседу. Тот...

Входимость: 3. Размер: 44кб.

Часть текста: сборники его юмористических рассказов; одноактные пьесы и скетчиставятся по всей стране. Аверченко почти не писал «серьезных» произведений — таковыхединицы; крайне редко он обращался к стихам. Основу его богатейшего литературногонаследия составляет комическая проза — рассказы и фельетоны, а также драматическиепроизведения — как инсценировки собственных рассказов, так и оригинальные пьесы. Аверченко одним из первых в России откровенно встал на защиту «смеха ради смеха»,поставил перед собой задачу рассмешить, развеселить читателя, притом самоговзыскательного. «В час душевной боли, в минуту усталости русский читатель обращался кАверченке, и я хорошо помню, как во время войны в госпиталях на всех столах я виделего книги и книжечки, изданные «Новым Сатириконом», — вспоминал Петр Пильский. -Русская критика иногда упрекала Аверченко в бесцельности и бессодержательности егосмеха. И он сам никогда не хотел слыть политическим сатириком. Но Аверченко имелмужество прославить этот смех, поставить его целью, а не средством, открыто служитьего свободной и независимой стихии»2. Характер творчества писателя резко изменился в середине 1917 года. В его рассказах и фельетонах мы теперь находим ужас и боль, страдание и презрение, злость итоску, но уж никак не ту “беспредметную веселость”, которой так любили попрекатьюмориста критики. На смену добродушно-снисходительной улыбке приходит беспощадная сатира. Перелом, произошедший в душе писателя, очень точно отражаетдиалог из его миниатюры: “Слушайте, отчего же вы не смеетесь?.. – Спасибо. Я уже годадва как не смеюсь”. Парадоксально на первый взгляд, но одним из самых убежденных ипоследовательных...

Входимость: 3. Размер: 43кб.

Часть текста: Ты — лучший врач и лучшее лекарство, потому что никакие препараты медицинской кухни не затягивают, не закрывают так благотворно глубоких открытых ран, как ты, вечно текущее, седое, мудрое. Аркадий Аверченко Теперь я уже не помню точно, кого я прочитал раньше — Аверченко или Бухова. Наверное, это произошло одновременно. Двух Аркадиев, кажется, и издали одновременно — «короля смеха» и «белогвардейца» Аверченко и его эпигона, расстрелянного «врага народа» Бухова. Хотя нет, все‑таки Аверченко издали раньше, но тогда я был слишком мал, чтобы читать его, и прочитал сначала «Жуки на булавках» Бухова, сразу после выхода книги, а к Аверченко и Тэффи обратился лет через пятнадцать. Аверченко мне понравился больше, хотя кумирами были все‑таки И. Ильф и М. Зощенко. Долгое время я ничего толком об А. Т. Аверченко не знал, но почему-то был уверен, что он был вполне успешным и здоровым. Редко попадавшиеся его фотографии демонстрировали человека благополучного и никакими хворями не одолеваемого. Два момента: его сатирическое творчество и ореол успешности — совершенно сбивали с толку. В нем было что-то актерское с самого начала — прежде всего, страсть к мистификации. Точно неизвестна дата его рождения, обстоятельства его детства или романа с актрисой А. Садовской. Или вот, например, загадочный внебрачный сын. Но есть обстоятельства важнее: причина и характер травмы левого глаза. Я думаю, что в объяснении этого кроется одна из причин его последней болезни и ее фатального исхода. И вот что удивительно: вся жизнь Аверченко,...

Входимость: 2. Размер: 28кб.

Часть текста: в юмористике — явление уникальное в мировой литературе (других примеров как-то не находится!). Тэффи вошла в историю русской художественной словесности вместе со своей сестрой — поэтессой Миррой Лохвицкой, носившей титул «русской Сафо» и пленившей Константина Бальмонта и Игоря Северянина. Тэффи тоже начинала как поэтесса, но оказалось, что ее призвание — сатирико-юмористическая проза, которой она увлеклась под влиянием творчества А. П. Чехова. Первая ее книга — «Юмористические рассказы» (1910) принесла Тэффи широкую известность. В Петербурге ее стали называть «Чеховым в юбке», а ее многочисленных поклонниц — «рабынями». Случалось, какая-нибудь из них преданно располагалась у ног кумира. В Петербурге выпускались конфеты и духи, носившие название «Тэффи». По легенде, при подготовке юбилейного альбома, посвященного 300-летию царствования дома Романовых, Николай II выразил желание видеть в нем Тэффи и воскликнул: «Тэффи! Только ее. Никого, кроме нее, не надо. Одну Тэффи!» Интересно, что имя Надежды Александровны встречается в «донжуанском» списке Аверченко, о котором пойдет речь ниже. Был ли у них роман? Сложно сказать: когда двадцатисемилетний Аркадий приехал в Петербург, Тэффи было тридцать шесть лет, однако она была свободна (разошлась с мужем в 1900 году) и восхищала мужчин остроумием и красотой. Несмотря на то, что у них были теплые и уважительные отношения, в городе почему-то ходили слухи, будто они не ладят. Тэффи вспоминала: «Читатели, видя наши имена так часто вместе, глубокомысленно решили, что мы должны непременно ненавидеть друг друга и друг другу завидовать. Поэтому, посылая восторженное письмо мне по поводу какого-нибудь понравившегося рассказа, не забывали прибавить: „Далеко до вас Аверченке“. А поклонники Аверченко бранили меня. Помню, как-то дама, ехавшая со мной в одном купе и не знавшая,...

Входимость: 2. Размер: 9кб.

Часть текста: обманывали избирателей, а может быть, и просто были хорошими депутатами - и какое-то странное, непонятное чувство овладело мной... Смотря долго на имена их, умилился я духом и, вздохнувши, произнес: "Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! Что вы, сердечные мои, поделываете на веку своем? Как перебиваетесь?" И глаза мои невольно остановились на одной фамилии... Это был Валяй-Марков-Неуважай-Корыто, принадлежавший помещице Коробочке, той самой, которая так щедро благодетельствовала союзу русского народа. И не утерпел я, чтобы не сказать: "Эх, какой длинный, во всю строку разъехался! Где-то ты теперь? Подстрекаешь ли полупьяную толпу у крыльца покосившегося трактирчика в городе Дмитриеве - на погром и бесчинство, или сидишь мрачно в биллиардной комнате своей вотчины и, подперев руками тяжелую голову, начинаешь понемногу отрезвляться, приходить в себя от шуму, гаму и свистопляски... А, может быть, махнул ты рукой на все блага мира, да пошел бродить по губерниям с топором за поясом под псевдонимом Степана Пробки. И ходишь ты, Степан Пробка, богатырь, что в гвардию бы годился, ходишь с топором за поясом и сапогами за плечами, и проводишь ты в жизнь сгоряча оброненную с трибуны идею - оттяпать всем головы... И за это притаскиваешь ты в мошне домой целковиков по сту, а может, и по две государственных зашивал в штаны или запихивал в сапог"... А вот и ты! Максим Тимошкин-сапожник. Хе, сапожник! Пьян, как сапожник, говорит пословица. Знаю, знаю тебя голубчик! Учился ты разным хорошим словам у немца, читал газеты и держал ухо востро, а как выбрали тебя в Думу, да вышел ты на трибуну, да ляпнул словцо-другое - так все и покатились со смеху. Где-то ты теперь, бедный русский энциклопедист-самоучка? Ходишь ли ты в становых приставах, как обещало тебе рачительное начальство за твое усердие, или надули тебя простака, и...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1911"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1911"